вашу пьяненькую тетушку привести в комнату и слегка толкнуть в тщательно рассчитанном направлении. Только все это несколько претенциозно, как-то не по-русски.
— Да уж! — подал голос Иосиф, изрядно помрачневший за время беседы.
Труп блондинки находился прямо у него за спиной, и бедный Ося все время позвоночником чувствовал, что она лежит на холодном столе и коченеет. В таких условиях он никак не мог вникнуть в рассуждения и мечтал лишь об одном: поскорее убраться отсюда. Доктор проницательно посмотрел на него, понимающе улыбнулся и, наконец, подвел итог:
— Часть условий уже имелась: выдвинутое кресло, состояние опьянения у жертвы, несколько поссорившихся гостей и пара случаев рукоприкладства. Остальное убийца мог смоделировать на месте будущего преступления. То есть примерно семьдесят процентов талантливой импровизации. Ищите человека с фантазией, творческой жилкой и богатой эмоциональной жизнью. И камень за пазухой он довольно долго держал, может быть, несколько лет. Так что человек он выдержанный, не торопыга. Вот и вся информация, которую я, как специалист, могу предложить. Уж не обессудьте, ребятки! — и Василий Иванович лихо, словно его кинематографический тезка, опрокинул стопку, — Ну, все, удачи вам. В гости заходить не предлагаю, гостеприимность не самая уместная сторона моей профессии.
Возвращались, стараясь держать скорость не выше семидесяти, дабы не привлекать внимание госавтоинспекции. После посещения морга оба почувствовали такую усталость, что тащиться в Москву и забивать Алексисом сваи не стали. Решили вернуться в Мачихино и провести остаток дня в чудном бездействии. День был такой горячий, зеленый и тихий, что 'фазенда' казалась райским уголком. Но Даниле все равно было неуютно и тягостно, он бы даже предпочел из последних сил доехать до города и побеседовать с пакостником-дровосеком, а потом вернуться на дачу отупевшим от усталости, на грани отключки, но довольным. Даня согласился пустить за руль Оську, хоть и не любил его манеру вождения. Иосиф вдруг хмуро заметил:
— Под характеристику веселого могильщика Вепреухова больше всего подходит твоя мать. Что нам теперь, выяснять, нет ли у Симочки мотива? Странный он какой-то… трупорез-симпатяга.
— Почему, — произнес Даня, рассеянно глядя в окно, — почему Гоша все спутал, когда заключение пересказывал? Поменял место перелома, про синяк на правом бедре и микрочастицы в ране не упомянул… У него же отменная память! Может, он протокол этот и не читал совсем, ему просто пересказали?
— Не хватает только, чтоб ты собственных предков подозревал! — возмутился Ося, — Слушай, Павлик Морозов, может, ты и меня в пособничестве врагу обвинишь? А?
— Ладно, не вскипай, — успокоил его непочтительный отпрыск благородных родителей, — У тебя уже пар из ушей идет. Видела бы Дашка твою красную рожу — разорвала бы помолвку и другого полюбила. Гляди, вот останешься в девках!
— Не останусь, — буркнул Ося, утихая, — Дашка любит яркие цвета.
Потом Данила всю дорогу курил и мрачно разглядывал тех же бабушек с ведрами. И вдруг поймал на себе ироничный взгляд.
— Ты уже добрых полчаса что-то под нос бормочешь и бормочешь, — сообщил Иосиф и покачал головой, — Смотри, начнешь сам с собой разговаривать, потом полемизировать, потом письма себе писать, а там до раздвоения личности — два шага.
— Ага! — усмехнулся Данила, оживляясь, — Или до всемирной славы. Создам 'Письма из нутра' и в хрестоматию мировой литературы войду. Ты еще обо мне мемуары валять будешь. Были, дескать, друганами, случай нас объединил. О! Стихи! — и он с радостным изумлением посмотрел на 'другана'.
— Да, похоже на великую поэзию! — без промедления согласился Ося, радуясь, что Данька понемногу приходит в хорошее расположение духа, — Только зачем же мне в мутный поток вливаться, мемуаристам нынешним подражать? Они ведь только и знают, что вспоминать былые сексуальные связи. Этак и про нашу чисто мужскую дружбу подумают, что у нас с тобой было!
— Жуть! — пробормотал Даня, посмотрев на приятеля, — С небритыми ногами, невыщипанными бровями и нестрижеными кудрями ты совсем не в моем вкусе! Возвращайся лучше к своей Зинке… пупсик!
Несмотря на опасность подобных шуток за рулем, Иосиф сперва дал приятелю увесистый подзатыльник, а потом сделал попытку чувствительно дернуть за ухо. Данька взвыл:
— Все, сдаюсь! Я согласен, согласен! Будем оформлять наши отношения официально, ненаглядный?
— Нет уж, родимый, лучше мы попозже оформим отношения литературного гения с его биографом, и с процентными отчислениями от каждого тиража! Я буду лепить предисловия-славословия, а ты — нетленку ваять.
— Вот и ладненько! — согласился Даня, — Только без порнографического компонента никакая нетленка продаваться не будет. Придется мне в свои опусы эротику включить, раз уж ты отказываешься 'про это самое' писать. Как раз в жанре художественной переписки — можно будет пооткровенничать, раздеться. Ну, чтобы у публики создалось впечатление, что она, интеллигентно выражаясь, перлюстрирует чужую корреспонденцию.
— Замечательно! Получатся 'Письма дрянного мальчонки'. Будешь их кусками в 'СПИД-инфо' публиковать.
— Зачем? Я их сразу целиком издам. Расскажу человечеству все как есть о половом созревании, назревании и перезревании. А заодно и о разложении, пусть народ знает, к чему я призываю своего читателя.
— Разлагаться, разлагаться и еще разок разлагаться? — предположил Ося.
— Ну уж нет! Еще чего!
— Еще? Предлагаешь хранить чистоту рядов, верность идеалам, деньги в банке, жену под замком?
— Нет! Ни за какие коврижки!
— Тогда деньги под женой, верность чистоте, замки в банке, идеалы рядам?
— Да вы батенька, абсурдист, — рассмеялся Данила.
— Нет, я реалист и человек здравомыслящий, — радостно ответил ему приободрившийся приятель, — Поэтому вот еду я и думаю: может, забежим куда-нибудь. Мне кое-что купить надо.
— Понял! — многозначительно улыбнулся Даня, — Цветы и тортик? Могу дать бесплатную, но бесценную информацию: Зинаида обожает 'Прагу', 'Вацлавский' и пирожные 'Мокко'.
— Ты настоящий друг! — с чувством произнес Ося, — Вовек такого не забуду. Кстати, о высоком: у тебя кошелек при себе? А то я что-то…
— Ладно уж, — снисходительно кивнул Данила, — помогу чем смогу.
Настроение понемножку улучшалось, будущее уже не казалось таким беспросветным. Иосиф думал о Зине, как она обрадуется цветам и лакомствам, и как можно будет удрать от всего и целый день наслаждаться Зининым обществом, есть сладкое и болтать о пустяках. Даня видел насквозь его эгоистичный замысел, но не сердился, а сочувствовал. 'Надо же, как в одночасье мужика прихватило!', — недоумевал он, — 'И все разом совпало — убийство тетки, наши подозрения, страх за Зину, а заодно боязнь, что она-то и есть главная преступница… Он и втюрился! Интересно, от чего зависит самовозгорание чувств? От страха? Человечеству давно пора выяснить, как приходит любовь. И иметь при себе огнетушитель!', — сделал Данила неожиданное заключение.
Домой они приехали усталые и голодные. На веранде Ося встретил Зинаиду, погруженную в чтение, с маской равнодушия на красивом лице. Но все равно было видно, как она уязвлена утренним бегством любовника. На его позднее возвращение Зинаида демонстративно не обратила никакого внимания. Иосиф, ощущая неловкость, не придумал ничего лучше, кроме как картинно рухнуть на одно колено и вручить Зине свои подношения — букет из разномастных цветочков, упакованных в розовые ленточки и полиэтиленовые рюшки, а также свеженький торт 'Прага' во всей его неброской, низменной и преступной привлекательности. Зинаида плотоядно ахнула и кинулась ставить чайник. Рыжий разбойник Оська, облизнувшись не менее плотоядно, пошел следом походкой судьи Кригса за тетушкой Чарли, приехавшей из Бразилии.
'Они нашли друг друга!' — улыбнулся Данила, глядя вслед пылкому влюбленному. Оставив друга на попечение Зины, Даня отправился искать Ларису. За сегодняшний день ее столько раз поминали за глаза,
