изысканное общество ворвался!
— Ты поосторожней о Максимыче! — злорадно встрял Иосиф, — Как говорится, о мертвых или хорошо, или ничего!
— Чего? — Алексис с трудом вышел из состояния ража.
Данила шикнул на своего бестолкового приятеля, но было поздно, Ося уже объяснял:
— Ни-че-го! Умер он сегодня ночью, дятел в 'Максимах'! Не ты его часом, замочил?
'Интересная мысль!' — отметил про себя Даня, — 'Максим, конечно, сам сверзился, папой Карло тут и не пахло, но мысль интересная. Хорошее основание для шантажа. Теперь он нам от страха все расскажет, как миленький'.
Действительно, краткое изложение последних событий — опуская некоторые подробности про вполне естественную смерть бедолаги Максимыча — привело Алексиса в такое состояние, что Гершанок был вынужден сам взять бутылку и влить из нее в раззявленную пасть допрашиваемого немалую порцию. Тут чувствительный дровосек перехватил его руку, придержал ее, отхлебнул еще и смачно занюхал водку рукавом. 'У Павлуши, небось, выучился!' — пронеслось в мозгу у Иосифа. После 'терапии' изрядно посоловевший папа Карло перешел к самым существенным моментам повествования:
— На именинах я с Варькой поговорить хотел, отношения выяснить, только мне мешали. Все точно сговорились на Варе виснуть. А когда она в комнату пошла, муженек ее следом увязался. Я ждал-ждал в коридоре, а тут Петрович выбегает, будто ошпаренный. Я удивился, зашел, смотрю, Варвара на полу валяется и охает. Передрались, как коты! — и Алексис весело оглядел свою 'аудиторию', словно это была его собственная остроумная задумка: довести Варвару с мужем до драки, — В общем, стал я ее успокаивать, а та орет: ты меня не любишь, а я для тебя то, я для тебя се! И хамит хуже своих дружков типа Максимыча… ой! — он охнул, меленько, по-старушечьи перекрестился и продолжил, — Выходит, я у нее на шее всю дорогу медалью висел, и только ножками болтал. Я ей, спонсорше, кое-что напомнил, так она еще пуще разбушевалась.
Оскорбление, видимо, еще саднило в душе Алексиса, он даже побледнел. Почти испуская ноздрями дым, непонятый творец кривобоких табуретов продолжил:
— Говорю, я так больше не мог! Понимаю Пашку, правильно он Варьку приложил. Давно было пора, может, мужиком бы себя почувствовал. Глядишь, и Варюха бы так не лютовала. Но это их семейный уклад, а я-то, я-то после их разборки — просто не пришей кобыле хвост! И вот стою, весь оплеванный, а сам думаю: а не убить ли мне ее, суку? Ведь она в меня намертво вцепилась, чисто волчица, не отвалится, пока не сожрет. А та вдруг выдает напрямую: коли задолжал, то отрабатывай, я этот должок от тебя с процентами потребую, я долгов не прощаю никому. И еще издевалась: выбор способа отработки, блин, за ней!
Тут Даня отвел глаза, а Иосиф поперхнулся, но Алексис не заметил их двусмысленной реакции:
— Если уж Варька за меня взялась, на полпути не тормозит. Тогда все, чего я достиг, — он горько всхлипнул и вытер глаза, рот и нос валявшимся на диванных подушках галстуком — желтым в оранжевый цветочек, — все бы погибло! И вот, дал я этой твари пощечину. Несильную, но она уже на взводе была… У Варюхи, по-моему, голова закружилась, как представила: вот сейчас я ей стану 'отрабатывать', — он гаденько ухмыльнулся, — А потому и села прямо на пол. Я плюнул и ушел.
— Здрассьте! — гаркнул Иосиф, чем напугал уже привыкшего к безмолвию слушателей Алексиса до икотиков, — Как это села на пол? А подлокотник? Кто же покойницу об него треснул, если она при тебе всего-навсего на пол села?
— А вы думали, я? — язвительно отвечал пьяный и потому расхрабрившийся альфонс- краснодеревщик, — Не, серьезно? Думали, так вам и скажу: шваркнул я это Варьку башкой об кресло, перешагнул через труп и пошел покурить? Может, надеетесь, мои хорошие, что я все заранее спланировал? Стульчак на середину комнаты переставил, Варьку напоил, до истерики довел, с мужем подраться заставил, чтоб синяки остались… Ага! Счас! Тот, кто все гаечки-винтики приладил, — в нетвердом голосе ваятеля появились менторские нотки, — он же потом ак-ку-рат-нень-ко подставил — и меня, и Пашку. Если я его назову, у вас, малыши, глазки на лоб вылезут, — и он пьяно хихикнул.
— Не думаю, — холодно заметил Даня, демонстративно рассматривая обои.
На такое показное равнодушие к его исповеди Алексис обиделся до колик и потому купился моментально:
— Не думаешь? Ну, тогда как ты, чувак, отреагируешь, если я тебе докажу, как дважды два, что это была, — он сделал эффектную паузу и обвел глазами парней, — это была ЛАРИСКА!!! Варькина старшенькая! А, каково?
Пауза, которая последовала за утверждением Алексиса, была, может не такой эффектной, зато она была очень долгой. Краснодеревщик наслаждался произведенным впечатлением, а его мучители прокручивали в уме все за и против. Первым тяжкое безмолвие нарушил Иосиф:
— Ну, а Ларку снотворным травить — это ты с чего удумал? За смерть мамаши отомстить решил? Странное у тебя, дружок, восприятие справедливости!
— Ничего ты не понял, рыжий! — раздраженно огрызнулся уязвленный до печенок папа Карло, — Очень опасная была баба, куда там мамаше! А я был нужен, чтобы подставить! Если бы со мной номер не прошел, то уж папашка-то, неделями не просыхающий — он-то идеально подходил. Спонтанное убийство в состоянии опьянения. Ему бы еще больше дали за отягчающие обстоятельства — алкоголь там, драка… Кокнула родную мать, на отца вину свалила, а сама потом рыдала на похоронах, как ни в чем не бывало! Мало было на мою бедную голову Варьки-истерички с ее климактерическим психозом! А теперь ее Ларисочка сменила, и тоже с садистскими наклонностями: уж она-то бы намертво присосалась. В общем, хрен редьки не слаще! И ведь на поминках клещом в меня впилась. 'Так будет лучше, тебя ведет судьба'! Мягко стелет, жестко спать! А в глаза глядит — прямо мороз по коже… бр-р! Прямо Кашпировские эти изотовские бабы! Вот я и понял: надо от Лариски избавляться. Ведь она просто с ума сходила, так хотелось меня 'приватизировать'… А тогда еще Варвара жива была! Теперь Ларочка сожрала бы меня и косточек не оставила.
— А просто отказать шантажистке ты ни разу не пробовал? Послать, для начала, Варвару куда подальше? А потом и Ларочку послать? — вежливо осведомился Даня у загордившегося ловеласа.
— Ага, а твоя кузина потом посадила бы меня за убийство, которого я не совершал? — возмутился Алексис, — Убийство просто образцовое, Лариска-то организаторша… ну просто гениальная. И актриса. Мало этого, она еще и эротоманка, не хуже мамаши.
— А мне кажется, — ехидно ответил Ося, разглядывая сгорбленную помятую фигуру Алексиса, притулившуюся на диване, — что ты слегка переборщил, дорогуша. Вообразил себя художником из гринуэевского 'Контракта рисовальщика'? Помнишь паренька, которого все бабы хотели до беспамятства и добивались его услуг банальным вымогательством? Думаешь, с тобой та же история? Так мы ведь не в Европе живем, а в стране разбитых фонарей, здесь все гораздо прозаичнее. У нас маловато придти в милицию и сказать: он гадкий тип, арестуйте его за убийство, пожалуйста. Этого мало, чтобы хватать и вести в КПЗ. И какая, однако, странная у тебя боязнь сексуального принуждения: ведь ты сам Ларку поволок… в садовую беседку. Это все от боязни секса, да? Видимо, вы уединились для невинного общения? — и он вопросительно посмотрел на дамского любимца Алексиса.
Тот набычился и заиграл желваками, стараясь произвести впечатление на обоих скептиков.
— Это была только первая часть моего плана! Я не потерпел бы новых посягательств… Я тоже могу спланировать… И ничего не выдумываю! Если такой бабе отказать, она тебе устроит… на войне, как на войне!
— Что ж ты с ней в беседке под пенье соловья делал — стихи читал? — перебил бессвязные выкрики Алексиса Ося, — Если ее 'посягательства' так тебе противны, зачем ты сам с Лариской полез в ее любимые кусты? И кто тогда из вас эротоман?
— Я ничего эротического к Варвариной дочурке не испытывал! — взвился папа Карло, собрав последние силы для возражений безжалостному противнику, — Говорю, у меня был план! Сперва спровоцировать семейный скандал, а потом списать все на самоубийство. Поначалу хотел, чтобы все в спальне произошло, но Ларка воспротивилась: ей, дескать, неловко, неудобно. Деликатность, видишь ли, показывала! Пошли в сад, в беседку. Она там все лето сидела, читала что-то лирическое, в своей белой шляпе, как дура. Ну, я и подумал: Руслан сюда заглянет, если жены в доме не найдет. Заглянет, а мы ему: 'Сюрпри-из!'
