покое?
– Да...нет.
– Заладил «да», «нет»! Рассказывай давай!
– И он это... чтоб рассказывал.
– Что именно?
– Обо всех. И он тогда не сильно меня накажет.
Ясно: завербовал в стукачи. Попользовался бы до конца рейса, а потом отдал властям на расправу. Я бы именно так и поступил, а помполит, как догадываюсь, был не лучше меня.
– И ты ему поверил?
– Конечно. Он же – первый помощник.
Очень убедительный аргумент. Что бы делали умные, если бы размазни вдруг перевелись?!
– Врешь! Ты сделал вид, что поверил, а сам ухлопал его на обратном пути.
– Не-у, не-у! Это третий помощник! – голос его звучал с потрескиванием, как радио во время грозы.
Я почему-то думал, что чем глупее человек, тем он смелее, а оказывается, все сложнее. Что ж, дурак или трус могут убить, а трусливый дурак – вряд ли.
– Значит, не ты убил?
– Не-у!
– Сейчас проверим. – Я сделал вид, будто вспоминаю что-то. – На кого ты ему настучал?
– На Бахтияра. Он с поваром это...
– Было такое.
– Они и теперь.
– Знаю. Еще на кого?
– На Гусева и Остапенко. За самогонку.
– Правильно. Еще?
– Третий механик и Амелин, они вахту вместе стоят, и токарь... – Размазня поперхнулся и вытер рот рукавом, не заметив, что рукав в соке. На подбородке остались желтые подтеки.
– Ну-ну, – подогнал я.
– В Сингапуре продали. – Он посмотрел на меня так, будто я должен знать, что именно они продали.
– Я от тебя хочу услышать, чтобы проверить, врешь или нет.
– Стружку цветных металлов.
Ну, это как бы законный бизнес машинного отделения, за такое больше строгого выговора не влепят. Хотя, смотря куда они дели деньги. Я предложил самый русский вариант:
– А деньги пропили?
– Нет, товара набрали, много. – Электрик вдруг обрел нормальный голос, наверное, от зависти.
– И помполит нашел контрабанду?
– Не успел. За борт выбросили.
– Так, вижу, что не врешь.
– Можно мне сока?
– Пей.
Банка в его руках подпрыгивала. Действительно, размазня. В стукачи он не годится, потому что, я уверен, узнает позже всех. Ладно, пусть живет: заложить его всегда успею.
– Теперь будешь мне сообщать о всяких нарушениях, – строго произнес я. – А это, – взял три лепешки, подержал их на ладони, точно прикидывая вес, а на самом деле решал, не забрать ли себе, но устоял – швырнул в открытый иллюминатор, – я их не видел. Но чтоб больше не курил – понял?
– Да, – ответил электрик, умиленно улыбаясь и глядя на меня сбежавшимися в кучку глазами.
Не мешало бы разрешить делать аборты не только до рождения ребенка, но и после: дождаться первой улыбки и, если умиленная, под скальпель и на помойку.
13
Складывается такое впечатление, что меня передают из рук в руки, от одного подозреваемого к другому. Вскоре я обойду всех, вернусь к первому и пойду по второму кругу. Ну, дал мне Размазня наколку еще на троих, у которых был повод разделаться с первым помощником капитана, – ну и что? Двое из них – третий механик и моторист Амалин в момент убийства были на вахте в машинном отделении. Убийство произошло между четвертью первого и двумя часами ночи. В четверть первого капитан, начальник рации и повар видели помполита беседующим на корме с Володей, а примерно в два часа компания, праздновавшая день рождения старпома, вывалила из капитанской каюты подышать свежим воздухом и никого на корме не застала. Проходя мимо каюты помполита, Гусев обратил внимание всех на то, что там звонит телефон. Мол, кому-то не терпится среди ночи настучать, но никак не может разбудить Помпу. А может, токарь слишком жаден или мстителен? На флоте только две черты характера могут быть «слишком» – лень и болтливость. Иногда у меня складывается впечатление, что моряки – не люди, а комки студенистой массы с длинными гибкими языками. Так как я – один из них, то пойду поболтаю с токарем Хмарой, по отзыву многих – мастером на все руки. В ночь убийства он не стоял на вахте и не был на дне рождения.
Нашел я его в подсобке, где хранились кинопроектор и коробки с фильмами. Хмара перематывал киноленту с одной катушки на другую. Работа эта нудная, не требующая напряжения извилин, поэтому глубокомысленное выражение на лице токаря казалось наигранным.
– Что за фильм?
– «Белое солнце пустыни», – ответил он, не поворачиваясь ко мне и не меняя выражение лица. – Народ требует по второму разу прокрутить.
– Ну, если требует, надо выполнить, – серьезно произнес я.
– Народ всегда прав, – в тон мне сказал Хмара.
Кто-то кого-то подначивает. Собирался я его, а получается... Что ж, надо уметь проигрывать.
– Хороших фильмов много? – поменял я тему разговора.
– А какие – хорошие?
– Ну, скажем, интересные.
– Есть немного, штук пять.
– Слабовато.
– В прошлый рейс еще хуже было.
– Не мог договориться? – подцепил я.
– Не я выбирал, – ответил токарь и наконец-то повернулся ко мне.
Лицо у него было словно из углов, острых и тупых. Их тщательно подогнали и обтянули кожей, но все равно складывалось впечатление, что имеешь дело с механической куклой. Есть куклы смеющиеся, плачущие, стесняющиеся, а эта – думающая. И движения у нее точные, рациональные – нечеловеческие, какой и кажется всякая норма.
– А кто выбирал?
– Помпа... Такую шваль набрал! Хотели поменяться во Вьетнаме с другим теплоходом, а они посмотрели список и спросили: «У вас что – экипаж коммунистического труда?»
– И что ты ответил?
– Наоборот, говорю, поэтому Помпа и накачивает нас. А будете такие вопросы задавать, к вам его перекинут.
– Перекинули. Но только через фальшборт.
– Мир не без добрых людей.
Уж не ты ли этот самый «добрый людь»? Ведь преступление, уверен, было тщательно подготовлено и
