прошлом году вон, помнишь, человек в Юрме утонул, - так даже участковому никто не сказал. Вот уж до чего дошло. Сколько он там в омуте плавал, пока я 911 не позвонил? Дня два?
- Зря ты так, дядь Толь… Это просто так получилось тогда. Если все по справедливости делается, по правильному, это народ уважает. Просто менты так не могут. У них все не как у людей, все на бумажках построено, да на подставах. А ты – нормальный мужик. Говори, чего надо.
Бусыгин вздохнул. Он слишком хорошо знал, что народ – понятие неопределенное и переменчивое. Сегодня ему кажется справедливым одно, а завтра – другое. Тем более, если где-то в этом народе скрывается таинственный стрелок, который при случае может замутить воду. И все же, скрепя сердце, он дал Кашину несколько мелких поручений.
- Ну тогда… Во-первых, сам молчи. Во вторых, узнай, у кого в Трешкино, да и в Луговом есть нарезное оружие. В-третьих, сгоняй на Верхний овраг на Юрме, там Брезгунов с сыном по мишеням стреляли. Погляди, что там и как. План сможешь нарисовать? Фотоаппарат твой сейчас как?
- Все будет, Михалыч, не волнуйся.
- План нарисуй – как они заехали, где стояли, куда стреляли. Расстояния померяй. Следы, конечно, после дождя будут, времени много уже прошло, но что увидишь – то увидишь. Если отверстия от пуль найдешь, тоже сфотографируй. Еще раз говорю – молчи! И слушай – может, кто сболтнет чего в деревне. Только сам не начинай. Неаккуратно может получиться. И… в общем, если дело выгорит, я с тобой поделюсь.
- Да ладно, дядь Толь, ты уж и так поделился. А потом, если интересно будет, я, может, сам тебе деньжат подкину, - ухмыльнулся Костька.
Вот эта-то его безалаберная ухмылка и беспокоила больше всего. Парень, вроде, понятливый, но…
Он все отстригал мочки и засохшие перья у лука и рассовывал луковицы в чулки. Работал не торопясь и, между делом, набрел на одну полезную мысль - о Брезгунове можно было поговорить со своим сменщиком, Серегой Вальковым. Тот ведь работал до охраны сборщиком мебели на той же «фанерке», как ее называли в Старом Селе. Бусыгин отложил ножницы в сторону, достал из кармана камуфляжных брюк мобильник и тут же позвонил Сереге.
Обменявшись приветствиями и, для затравки, несколькими формальными житейскими вопросами, Бусыгин перешел к делу и скоро выяснил, что разговаривать о Брезгунове нужно не с Вальковым, а с «Захарычем».
- Он ведь на «фанерке» главным инженером был, - рассказал Серега, - мастеров хорошо знал… Ванька-то у нас мастером на распиловке работал, а я – на сборке.
- А Захарыч теперь не в отпуске?
- Да он и в отпуске на работу ходит, всегда такой был.
- Да-а? Слушай, я завтра подъеду. Ты его предупреди. А сам не болтай особо.
Валентин Захарыч Уткин и в супермаркете работал главным инженером. Бусыгин немного знал его по работе. Это был пожилой, советской еще закалки мужичок, очень методичный, большой любитель всяких планов работ, схем и инструкций. Ну что же, Уткин видал виды… Что-нибудь да знает.
Лук, казалось, не кончится никогда. Он наполнил очередной чулок, вышел в сени и подвесил его на крюке, сделанном из гвоздя. Потом вернулся и покачал головой. Оставалась еще корзинка и полкорзинки – россыпью, на газетах. В этот момент вошла Нина. Нина Седова. Его нынешняя спутница жизни.
Она всю жизнь проработала в библиотеке. Вся ее карьера свелась к тому, что к своим сорока годам, когда ее начальница ушла на пенсию, она из простых библиотекарей перешла в заведующие. Она родилась в Луговом, училась в местной школе и с детства видела себя просветителем и распространителем знаний. На этом пути ее не смутили ни бедность, ни непонимание, ни полное несоответствие ее занятия нынешним временам и нравам. Она была вот уже двенадцать лет как разведена. Муж уехал в конце 90-х на заработки в Подмосковье, да так там и остался, найдя себе женщину попроще, без особых духовных запросов. Нина Павловна одна, на свою зарплату, мужнины алименты и деньги, которые он высылал им в подарок на Дни Рожденья, подняла двух детей, сына и дочь, которые теперь учились в городе в институтах. Ну и еще помогали ей, как и всем местным жителям, огород, клюква и брусника с черникой, которыми она с другими Луговскими женщинами торговала время от времени у въезда в село.
Как-то Костька сказал Бусыгину:
- Ну ты, Михалыч, идеалист… Как Нинка-библиотекарь.
Потом подумал и внес предложение:
- Надо тебе с ней познакомиться.
И повел «дядю Толю» записываться в библиотеку. А потом уже никогда не называл эту сорокатрехлетнюю женщину Нинкой-библиотекарем, а только Ниной Павловной или тетей Ниной.
Их отношения не были похожи на роман о последней молодости. Они, два уставших от окружавшей их жизни человека, быстро поняли, что нашли друг друга и на этом сюжет, собственно, был исчерпан. Они просто стали жить вместе. Бусыгин продал купленный им было дом в Старом Селе и перебрался в Луговое. Здесь он купил и перестроил избу для своей новой семьи, а старый Седовский дом остался ее детям, у которых у самих свадьбы были не за горами.
Она вошла и только посмотрела на него, - а он ответил ей тем же. Они часто так встречали друг друга – молча, взглядом. Нина Павловна прошла на кухню, поставила чайник и ушла переодеваться, А Анатолий Михайлович вернулся к своему луку.
Когда чайник вскипел, они сели пить чай. Запив первую ложку земляничного варенья, Бусыгин, смущаясь, что скрывает что-то от нее, спросил:
- Нин, можно у вас в Интернете кое-что посмотреть?
- Можно, а что?
Он еще не решил, посвящать ли ее в свою деятельность, просто не успел задуматься об этом. И почувствовал, что начинает «колоться»:
- Про депутата одного хочу разузнать.
- Про Брезгунова?
«Вот кому надо было работать следователем», - подумал он и сказал:
- Ага.
- Что, бывших следователей не бывает?
- Бывает, но…
И он все рассказал.
Нина пила чай и слушала. А потом поставила чашку и, глядя на чайную гущу, спросила:
- Тебе это действительно нужно?
Она имела в виду не Интернет и не сто тысяч, предложенные Брезгуновым, а весь этот поворот к прошлому, который может поменять их пока удачно складывающуюся новую спокойную жизнь. Поменять совсем не к лучшему…
- Я не знаю, - сказал Бусыгин, - но все уже пошло-поехало...
Они съели еще по ложечке варенья и запили его чаем. Бусыгин, склонив голову, посматривал на Нину, ожидая ее реакции. Наконец она сказала:
- Про Брезгунова можно спросить у Зеленцовой.
Зеленцова, теперешний директор Луговской средней школы, была ее подругой. Анатолий Михайлович понял ход ее мысли: школа была избирательным участком для Трешкино, Лугового и еще нескольких деревень. Здесь же проводили родительские собрания, время от времени превращавшиеся во встречи с «правильными» кандидатами в депутаты. Имели место и другие формы агитации.
- Гениально, - одобрил он, - когда можно поговорить?
Нина улыбнулась и потянулась за мобильным телефоном…
Через час они были в библиотеке. Бусыгин сидел за одним из трех компьютеров и изучал сайт администрации Старосельского района. Ничего нового узнать не удалось. Все те же места работы, тот же трудовой путь… «Женат, имеет сына»… Фотография, не слишком аккуратно вырезанная в графическом редакторе и помещенная на фоне российского флага…
Бусыгин ввел фамилию депутата в поисковик и среди сотен страниц о других Брезгуновых нашел десяток ссылок на Брезгунова Старосельского. Если не считать все ту же страницу с сайта районной
