Сможешь ли?
В Доме есть все.
А то, чего не хватает — появляется, когда нужно.
Но бумага и перо в то утро так и не нашлись, и записку пришлось оставить на стене — углем из прогоревшего очага:
«Этот Дом — твой.
Оставайся сколько хочешь — здесь ты в безопасности.
Меня не ищи. Не получится — да и не стoит.
Я очень хотел бы остаться с тобой.
Хотел бы быть твоим героем.
Хотел бы… но не смогу.
Прости».
Часть 3
Двери
Едва проснувшись, Мари откинула одеяло и поднялась. Запахнула теплый халат, не глядя, ступила в меховые шлепанцы. Так же, как и в
За окнами Дома серебрилась занавесь тумана, легкого, весеннего. А раньше там играло робкое солнце, выглядывая из-за снежных шапок на вершинах вековых сосен. А еще раньше — свинцовое небо плакало промозглыми осенними дождями.
С тех пор, как ушел Ян, дожди успели смениться снегопадами, а теперь те вновь готовились уступить место ливням.
Дом вел себя так, словно чувствовал вину за прежнего хозяина и пытался ее загладить: вернувшись на третьи сутки из безуспешных поисков, Мари почти против воли ощутила себя
Но теперь из Дома надо уходить, уходить быстро и далеко — в полный ловушек мир, к тем самым людям, которые раз за разом пытались лишить ее жизни.
Мари подошла к окну, взяла с подоконника кружку орехового напитка, любимого с детства, и булочку … неужели с корицей?
Запах показался неожиданно острым. Голова закружилась, и мысли вихрем снежинок — или тумана — помчались в место и время, отдаленное от Дома сотнями миль и дней… В место, которого больше нет.
— Стойте! Да стойте же! Мы убиваем друг друга!..
Голос был тонким, отчаянным, надорванным. Он смолк, потом еще раз пронесся над бухтой, ударился о скалы, повторив то же. Стало очень тихо. Затем в воздухе что-то коротко свистнуло. Голос превратился в стон и умолк.
Мариэль приподнялась на руках и осторожно осмотрелась. Затянутый туманом берег казался пустым. До зарослей колючек, из-за которых слышался голос, было дюжины три шагов, но их пришлось бы сделать по открытой полосе пляжа. А те, кто охотится на нее, могли заметить ее и в предутренней мгле.
«Будь осторожна, — вспомнила она слова Наставницы. — Не верь никому и ничему. Полагайся только на себя. Ты будешь там одна, помочь некому. Таковы условия Испытания…»
Одна против семерых врагов. Никто не знает, каковы они — звери, нежить, колдовские мороки… может быть, люди. Такие же, как она сама…
Мариэль мотнула головой, отгоняя эту мысль. Задумываться и сомневаться сейчас нельзя. Не для этого ее восемь лет учили тому, что неведомо обычному человеку. Учили наносить и врачевать смертельные раны, понимать языки зверей и птиц и беззвучный говор растений, разбираться в переплетении ветров, морских течений и дорог этого мира. Учили видеть скрытое за пределами видимого и слышать то, что недоступно слуху. Ломали слабую человеческую волю, переплавляя ее во что-то куда более твердое — вначале ей казалось, слишком твердое и даже чужое для девчонки ее лет, но теперь это уже стало частью ее самой, и без него она жизни не мыслила.
Слева ощущались шаги. Кто-то крался без малейшего шума, но Мариэль уловила движение и затаилась, готовясь к броску. Легкий клинок шевельнулся в ладони, и медальон чуть замерцал в полутьме: кто-то был близко, хотя и не слишком, и — невероятно, но… этот кто-то тоже обладал Силой.
—
—
—