усиленно бороться за справедливость. И не имело значения, крестьянками они были или дворянками. Первые, точно как в известном анекдоте, страстно мечтали, чтобы не было богатых, вторые — чтобы не было бедных. Одна бабка была безграмотная, другая — слишком грамотная. Одна ходила в красной косынке, другая — родилась на каторге. Мне же, как наследнице, достался только авантюризм. Его я и кладу на холст… Да, кстати, а как себя чувствует моя юная спутница? Надо же — сидит спокойно и внимает всему, что я делаю. Кто она? Может быть, сонное видение? А, может быть, это я сама и есть? Как часто мы боимся распознать в самих себе этих раненых, измученных одиночеством и страхом маленьких Девочек! Мы не отзываемся на их просьбы о помощи, отворачиваемся от их окровавленных ран, выбираем те дороги, на которых рассчитываем их не встретить. Так и стоят они по обочинам — никем не забранные. Стоят круглосуточно, круглогодично, кругложизненно. Оно и правда — без них легче: нет Девочки — нет проблемы. Но самое-то главное в том и заключено, что Девочка — есть! И мы знаем об этом. Знаем, что она там — в начале всех наших дорог. Я вот свою встретила (увидела во сне?) на погосте, у могилы бабушки. Так и было написано на надгробии — здесь, мол, лежит такая-то и такая-то. И Девочка жаловалась, что получила рану именно в этом месте! Рискну утверждать — она ее унаследовала. Значит, что-то в будущем будет зависеть и от меня? … Как-то раз я прочитала такую историю. Некая гостья, приехавшая отдохнуть на каникулы к своим друзьям, проснулась тихим, солнечным утром, утопая в неге, и вдруг услышала чей-то властный голос, созывающий всех обитателей дома к обеду. На этот резкий голос странным образом отреагировали комнатные собаки. Они зарычали и подбежали… к клетке с попугаем! И тогда хозяин дома с улыбкой объяснил: этот попугай достался ему после смерти деда, и он частенько говорит его голосом, пытаясь по- прежнему руководить жизнью своих домашних… Может быть, у каждого из нас есть такая таинственная птица в дальней комнате? Она «вещает» голосами наших предков, и мы, инстинктивно повинуясь этому зову, спешим выполнить то, что требуется… Вот о чем я думала — и не раз! — на зеленом склоне. А однажды вместо кистей взяла с собой блокнот и ручку. И стала записывать все свои мысли. Напротив, на другой стороне переулка, все еще стоял бабушкин дом. В нем жили теперь совсем другие люди. Там, где раньше благоухала клумба с любимыми бабушкиными флоксами, теперь высился двухэтажный гараж из белого кирпича. Темные евроокна холодно и отчужденно смотрели на всякого, кто имел намерение пересечь границу частной территории. Я такого намерения не имела. Я просто присела на большой круглый пень — прямо напротив наглухо замкнутых ворот. Этот старый, с отполированной поверхностью, еще довольно крепкий, но уже начинающий разрушаться пень был той «деталью интерьера», которая связывала меня с прошлым. Он нисколько не изменился за эти годы. Такой же теплый, если положить на него ладонь. Так же слегка изогнут набок, как покосившийся венский стул с подломленной ножкой — из-за этого уклона мы с Иркой никак не могли усесться поудобнее, все время соскальзывали. Вокруг пня — такая же, как в детстве, темно-зеленая трава с розовыми шариками разбросанного по ней клевера. По обе стороны густо кустится жасмин. Такая же, как раньше, тишина и сонность во всем. Я сидела на этом пне, смотрела на чужие ворота и думала: зачем я здесь? Что мне нужно от этого старого переулка, от этого едва узнаваемого дома, от этого трухлявого пня? Мне хотелось вспомнить те чувства, которые переполняли меня в далекие детские годы. Вспомнить что-то важное, щемящее, вызывающее слезы. Но зачем? Я отметила про себя, что неподалеку от ворот все еще стоит старый каменный колодец. И сад недавно умершей бабушкиной соседки, столетней старушки, кроны которого высились над забором слева, все тот же. И на обветшавшей двери ее наполовину вросшей в землю хибарки, проданной под снос, сохранилась все та же, с детства чем-то завораживающая меня надпись: «Для писемъ». И барвинок у порога по-прежнему стелется ярко-синим ковром… Многое осталось таким же, как прежде. Может быть, это позволяло мне соприкоснуться с той собой, которая была в Начале, и понять, что я, наконец-то, по-настоящему радуюсь этой встрече? Переулок, который я так любила, перестал существовать, превратившись в шумную улицу. Он просто оказался больше не нужен. Но все-таки хорошо, что он был! Ведь переулки не просто что-то соединяют. Они еще обязательно куда-то выводят.
