– Неотколь добыть уншего, – пригорюнился мужик. – Все в нуже. Без никоторой заступы брошены мы на погибель верную. Отовсель гонимы, повсель незванны. А и тех из нашего брата, у кого дворишки покуда целы, беда изводит, все выметы-ват подчистую. Сгинет пахотник – не станет и бархатника…
– Кажи-ка что в суме, – не вынес Федор занудного сето-ванья, на которое сам при нужде был горазд.
– Гляньте, – мужик покорно потянул за грязную лямку, передвинул суму на брюхо и отогнул холстину.
– А за пазуху то ли самое клал? – вдруг цапнул его за лыковый поясок изловчившийся Семен.
– Пусти, окаянный! – вырвался мужик, мигом смекнув, что шутки будут плохи. – Не пристало так-то, не по-людски. Есть ли кто на свете без обману?! И воля-то мне в неволю… Отступитеся от меня, не берите грех на душу. У вас пущай свое, а у меня свое!..
Перекрестившись и вогнув голову в плечи, он мелкой спо-тычливой трусцой припустился от братьев.
– Ага! Испужался! – -ликующе завопили они и кинулись вдогон. Неуклюжим и тучным, им было трудно угнаться за мужиком, и они едва бы настигли его, если бы тот не споткнулся о бревно и не упал.
– Не тоже плутовать с нами, – отпыхиваясь, сердито укорил его Федор. – Зело уж ты прыток. Беглый, чаю.
По облепленному.золой потному лицу мужика скользнула горькая усмешка, он вытянул из-за пазухи серебряное кадильце на цепочке, протянул -неотступчивым братьям.
– Берите, коль стыды нет.
– Поди у тебя есть! – вскричал Семен, с жадностью хватая добычу. – Церковну утварь крадешь, нечестивец!
Мужик поднял оброненную шапку и, не надевая, мрачно поплелся прочь.
– Суму тож оставь! – повелел Федор. В его окрепшем возбужденном голосе была нескрытая угроза.
Но удрученный своим несчастьем мужик даже не обернулся. Еще больше ссутулилась его костлявая спина, и широко открылась прореха надорванного подмышкой рукава серого зипуниш-ки. Похожая на луковицу смуглая лысая голова с бахромою спутанных белесых волос жалко подрагивала.
Поддавшись искушению, Федор подскочил к мужику, с остервенением ударил палкой по лысине.
– Угробил, дурень, – попенял ему Семен, обрывая лямку на суме упавшего навзничь бедолаги.
– Прочухается. Небось тварь живучая, – хищно осклабился брат. – А доводчиков ему тут не сыскать.
– Никого нету, упас господь, – оглядел Семен пустынную, уже густо темнеющую окрестность. Лишь у края пепелища, над обгорелыми елками вразнобой хлопало крыльями неугомонное воронье.
Сразу устрашась наползающей темноты, братья поспешили к лошади.
Глава седьмая
Год 1610. Зима – весна
(Александрова слобода. За Коломной)
1
Вовсе не помышлял Кузьма задерживаться в Александровой слободе, куда он после встречи с Пожарским и долгой хворобы на постое в придорожной деревушке явился наконец за своими обозниками. Однако задержался. Не мог один воротиться в Нижний, не мог кинуть земляков, за которых головой отвечал, а тех из слободы не отпускали.
Еще не оправившийся от болезни, усталый и озябший, Кузьма разыскал их по приезде ввечеру на окраине, где они ютились в землянке, и мужики прослезились, узрев его с Подеевым и Гаврюхой: не единожды уж поминали за упокой. Но слезы навертывались на их глаза не только от радости.
В чахлом свете.скудельного коптящего каганца скученно усевшись на жердевые лежаки, обозники поведали, какая с ними приключилась невзгода.
– Доправили мы корма, Минич, честь по чести да сготовилися уж без тебя в обратну дорогу – неча без проку при пустых торбах лошадок морить. Благо, дни сухи выдалися. Хвать – наказанье господне: занес нас в посоху тутошний надзорщик. И никака мольба его не умягчила. Темницею пригрозил за ослушание. Лютей волка антихрист. Так и приткнулися мы к посошным людишкам. А мороки у них тьма: вкруг слободы острог ладить, рвы копать, надолбы ставить. И все спехом, все спехом. Князь Михаиле Скопин повелел, чтоб де без промешки. Нарядили нас из лесу кряжи возить. Думали мы, отмаемся и – домой. Нет же, ныне ново жилье для войска заподна-добилося – ратных сюды валит без числа, лес на срубы сечем. Умоталися, две лошадки уж пали. А по делу ли?..
Кузьма участливо посматривал на.изможденные бурые лица, всклокоченные бороды, излохмаченную одежду мужиков. Самому через край досталось лиха и другим его с избытком хватило. Ох житье нескладное!
Он перевел взгляд на стену, укрепленную кривыми слегами, по которым сочилась, взблескивая в огне светильника, мутная влага. Землянка, будто войлок, была пропитана мокротой. Кузьма ознобно поежился и тут же его охватило жаром: все еще донимала хворь, никак не отвязывалась проклятая лихоманка. А болеть сейчас заказано.
– Шереметев-то Федор Иванович тут, поди? – спросил он.
– При войске.
– Нешто ему челом не били?
– Кланялися, не внял. «Не до вас, – молвил, – твердь под ногами трясется». А и верно, еще до нашего приходу в слободе великий переполох учинился, ляхи с литвою внезапь наперли.
Кузьма уже слышал на заставах про тот свирепый налет. Едва ли не всем тушинским станом во главе с Ружинским, Зборовским и Сапегой ударили вражьи силы по Александровой слободе, отогнал их Скопин.
– Никак не уймутся супостаты, – жаловались мужики, сменяя в разговоре друг друга. – Князь Михаиле беспрерывно на них разъезды насылат, а не одолел покуда. Днесь из слободы без доброй стражи не выйти. Тебя-то, Минич, по дороге не тревожили?
– Миловал бог.
– Видно, можно и без урону проскользнути. А хоша бы и сатане в когти, токо не тута мыкаться. Да еще на нашу голову надзорщик-злодей! И за что доля така: замест спасиба
