остановить Скопина во что бы то ни стало. Полтысячи убитых оставили они на поле брани, прежде чем покинуть Переславль Залесский. В Александрову слободу князь Михаил тоже вошел с боем. И тут его не оставили в покое. Но все потуги мятежников были напрасны. Скопин укрепился в слободе, и с той поры уже не ему их, а им его надо было опасаться.
Все предвещало князю новые удачи, все благоприятствовало ему. Румяный от мороза, пригожий и статный, в приливе бодрости он объезжал поутру острожные укрепления. Давно хотел осмотреть все разом, да не выдавалось времени, а ныне сумел выкроить Услаждал сердце необременительной прогулкой. Любовался зимними украсами.
Чинно приотстав, шагом направляли своих коней за ним Федор Шереметев и прибывшие из Москвы князья Иван Куракин с Борисом Лыковым, а следом уже прочие воеводы. Скопин оборачивался, озорно взглядывал на ближних сопутников, как бы призывая разделить его доброе расположение духа и дивясь, что им не в приятность благодать утреннего света, куржалых от инея берез, чистых пуховых снегов с перелетающими над пряслами сороками. Но сопутники блюли пристойную важность, их не занимало игривое настроение Скопина: служба есть служба, и неча попусту пялить зенки.
Впрочем, Федор Иванович постоянно был сдержан, а Иван Семенович и Борис Михайлович держались настороже неспроста. В Москве кто-то злонамеренно распускал слухи, что Скопин, упоенный победами, метит на государево место, хотя царь, отсылая князей с полками в Александрову слободу, вновь подтвердил, что надежен на племянника, яко на свою душу. Но молвил он это без былой твердости и отводя подслеповатые глазки, будто намекал: вникните-ка. Уж царевы-то увороты для них не в диковину. Верно, не лежала душа у Куракина с Лыковым к шубнику, но и к Скопину не тянулись сердцем: выскочил прыщ! А чем они сами хуже? Так и вели себя меж царем и его племянником ровно. На всякий случай.
Краса свежего зимнего утра не мешала Скопину помнить о деле. Он остался доволен осмотром: рвы глубоки, валы насыпаны круто, частокол крепок, перекидные мосты надежны и легко убирались. Но, видно, чтобы подзадорить своих степенных со-путников и не удоволившись пояснениями услужливого надзор-щика, который изрядно суетился, забегая вперед коня первого воеводы и путаясь ногами в полах длинного кафтана, Скопин направился к посошным мужикам, томящимся у костров в ожидании, что порешат начальные чины, не узрят ли какого промаха для неотложных доделок. Намедни князь Михаил выслушал донос надзорщика о нерадении посохи, но теперь ему стало ясно, что тот возводил напраслину..
Мигом обнажились склоненные мужичьи головы. Скопин молодцевато привстал на стременах.
– Похвально усердие ваше, работнички! Велю накинуть сверх двух рублев, что положил вам надзорщик, еще по рублю. – И, не услышав отклика растерянных от множества нагрянувшей знати мужиков, с веселым простодушием вопросил: – Аль скудна плата?
– Бог тебя храни, боярин князь Михайло Васильевич! – В пояс поклонились мужики, взмахнув правой рукой и опуская ее долу. – Велика твоя милость, снизошел до нас, черных людишек.
– Добро. Не посрамитеся и впредь, С ратью пойдете в кошу[В обозе с запасами.].
От зорких глаз воеводы не ускользнуло, что мужики враз принасупились. Рукоятью плети он сдвинул богатую шапку с золотой запоной на затылок, улыбчиво примолвил:
– Я, чаю, дольше вас в своем дому на печи не леживал.
– Было бы в прок тужиться, осударь, – насмелился один из мужиков, словно для защиты выпершись острым плечом. – Дворы-то наши, вишь, без догляду. Беды б за отлучкою не вышло: злыдни-то все кругом и кряду палят и крушат. А мы тута заплотами тебя огораживай. Долго ли мыслишь за ими хорониться?
Юношески миловидное безбородое лицо Скопина расплылось в широкойулыбке, и он, не сдержавшись, захохотал.
– Хорониться? Эка нелепица!.. Чуете, – обратился к сопутникам, – кака слава мне уготована, коли замотчаем?
Те напыжились: не след, мол, печься царскому племяннику о доброй, худой ли славе черни. Лыков выказал свое недовольство тем, что резко смахнул снег с широкого ворота мухояровой шубы на куницах.
– Часу медлить не станем, – уверил мужиков князь Михаил. – Ждем царского повеления. Царевою волей двинемся. А заплоты!.. Береженого небось бог бережет. Сапеге мы заплотами кость в горле, чрез нас не переступит…
К самой поре подгадали и вывернулись из толпы Подеев с Гаврюхой, подали Скопину бумагу.
– Прими, осударь, жалобишку.
Князь мельком пробежал глазами написанное, во всеуслышанье произнес конечные строки:
– «К сему руку приложил торговый человек Нижня Новгорода Кузьма Минин». – Резво вскинул голову. – Где сей храбрец?
– Хвор лежит, – ответил Подеев.
В сильном волнении он мял в руках заношенный треух. Гаврюха, почуяв грозу, уже готов был отступить в толпу, колени у него подрагивали.
– Нечестно, выходит, вас принудили?
– Истинно так, осударь.
– Писано тут, – тряхнул князь Михаил бумагой, скосившись на Шереметева, – что ты, Федор Иванович, держишь без нужды извозных людишек нижегородских да от посохи их не избавляешь. Круто писано. А здраво все ж. – И, подумав, соломоновски рассудил: – Гневись либо милуй. Не мое, а твое слово должно быть.
– Ступайте с богом, – с полной бесстрастностью махнул рукой Шереметев нижегородцам. С легкостью наложил запрет, с легкостью и отменял, однако чутко угадав желание Скопина и тем расположив к себе добросердечного царева племянника.
– Не тоже эдак-то, – вставился вдруг подскочивший к первому воеводе надзорщик. – У меня рук нехватка. Отколь взять?
– Спроса с тебя не сыму, – построжал Скопин. – Знаю твои проделки. Чужих не прихватывай и своих не обижай. Мне в войске плутовства не надобно.
Гулко отозвавшись в обступивших слободу лесных чащах, ударил благовестный колокол.
– Никак к обедне кличет новгородец[Благовестный колокол был перевезен Грозным в слободу из опального Новгорода.], – снова взбодрился князь Михаил и уставился на дорогу, уловив сквозь колокольный звон частую дробь копыт. Опрометью, будто за ним гнались, выскочил из леса вершник, подлетел к Скопину.
– Ляхи от Троицы уходят! Окромя Сапеги, никого уже нет!..
– Ему тож черед скоро, – молвил стратиг и хлопнул по шее застоявшегося коня.
5
Древлий обычай нарушен: никто после обеда не почивает. Возле запущенных царевых палат толпилось служилое дворянство, наблюдая, как под началом немца Зомме наемные ландскнехты исполняют приемы боя с воображаемой конницей. Слитные и спорые перемещения,
