оказалась достаточно извилистой, ибо была тесно связана с внутренним, духовным миром самого человека. «Синдром» действовал в пространстве социальной революции более активно и ярко уже потому, что учение, взятое ею на идеологическое вооружение, несло его в себе во всем богатстве и определенности. Отрицание Высшего и его производного — религии, стремление подменить это Высшее производственной деятельностью человека, а Бога (как бы он ни понимался) этим же человеком нашло в самости самую плодородную почву.
«Сама историческая плоть социализма, — писал С.Н.Булгаков, — т. е. социалистическое движение, может воодушевляться разным духом и принадлежать к царству света или делаться добычей тьмы. Таинственная грань разделяет свет и тьму, которые существуют в смешении и, однако, не могут смешиваться между собою»[92]. Усилению этого «царства света» в русской социальной революции содействовало уже известное нам совпадение Духовной и социальной революций, появление нового, космического мироощущения, синтезированного в учении Живой Этики. И если этого не случилось, то за это ответственны не Высшие силы или эволюционный план, а свободная воля людей, их качества, уровень их сознания, приведшие к эволюционному искажению результатов социальной революции.
Каждая из совпавших во времени и пространстве революций строила, как уже сказано, свой Град Светлый. Подход к этому строительству у тех и других был разный. В разности этих противостоящих друг другу решений сошлись Свет и тьма, небесное и земное, историческое и внеисторическое, Царство Божие и царство кесарево. Высшее и низшее.
Те, которые составляли ядро русской Духовной революции и формировали новое мышление в противовес социологическому, достаточно четко себе представляли, что именно стояло за понятием Града Светлого, или Царства Божьего, и чем все это отличалось от того, что можно было создать на земле. Апостол Павел в послании к Евреям изрек: «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего»[93]. И история человечества, и лучшие его мыслители свидетельствуют о том, что Царство Божие, о котором говорил Христос, или, условно, Град Светлый, на Земле построить нельзя. Подобная цель носит внеисторический характер и может быть достигнута в пространстве более высокого состояния материи, нежели наша. С этой точки зрения Град Светлый может рассматриваться лишь как факел в ночи, дающий путнику ориентир, но приблизиться к нему, а тем более овладеть им в земном пути нельзя. Этот ориентир носит нравственно-этическнй, религиозный характер идеала, к которому должен стремиться человек в своем восхождении к более высокому состоянию. Этот Град Светлый находится внутри человека и никак не вне его. Каждый строит его сам, повинуясь законам Высшего, внимая указаниям этого Высшего. Земного аналога Града Светлого не существует. Он не может быть построен или сотворен в наших плотных земных условиях.
Первую такую попытку сделала, как ни странно, сама церковь. Хотя в этом есть своя историческая логика. Ибо церковь является земным установлением, ей служат земные люди, преследующие, что бы они об этом ни говорили, свои земные цели. Даже вера (если она искренняя) и связь с Высшим (если она вообще там существует) не могут победить земного «во имя свое». Объявленный наместником Бога на земле римский папа стал главой карликового государства — земного Града Светлого. В какой мере Ватикан отвечает качествам последнего — это уже другой сюжет. Идея, что церковь, как таковая, и есть такой Град, остается в определенных церковных кругах и до сих пор. «Этот же яд, — писал С.Н.Булгаков, — проникает и в православие в учении о мистическом самодержавии, будто бы призванном осуществить земной град»[94].
В самом христианстве существовало разное осмысление Града Светлого, или сути такого понятия, как Царство Божие. Эту разницу четко и ясно сформулировал один из крупнейших христианских мыслителей средневековья Августин Аврелий. Один Град создается «любовью к Богу, доведенной до презрения к себе», другой «создан любовью к самим себе, доведенной до презрения к Богу». Первый воздвигнут внутри самого человека, следующего Высшему самоотверженно и неуклонно. И такой Град может послужить и другим. Второй создается, как правило, вне человека, на твердой земле и, не скрепленный истинной связью с Высшим, в любой момент может рухнуть, как карточный домик, или превратиться в нечто иное, не имеющее отношения ни к Граду Светлому, ни к Божьему Царству, как таковому.
То, что именно Церковь пыталась создать Царство Божие на земле, а ей в этом уподобились те, кто отринули и Высшее, и религию и совершили социальную революцию, не есть нечто парадоксальное и неожиданное. Здесь проявилась та закономерность, о которой я уже упомянула, — противостояние двух позиций: «во имя Отца» и «во имя свое». И то и другое разделено чем-то неуловимо тонким, похожим на лезвие бритвы. Только высокому, не самостному сознанию суждено ощутить это и вовремя остановиться. История сомкнула противоположности, лишний раз показав всю опасность перенесения мерок Высшего на земного человека, даже если он и в рясе. Внешний атрибут далеко не всегда свидетельствует о внутреннем качестве его носителя. Булгаков был глубоко прав, когда утверждал, что добро и зло отличаются друг от друга «не по внешним, а только по внутренним качествам».
Он же дал и развернутое определение, что есть Град Светлый в Высшем и земном выражении. Реальный град, будучи внеисторической задачей, может осуществиться лишь после «спадения часовой стрелки», т е. когда «времени уже не будет»[95]. Речь здесь идет об ином мире. Но когда недостижимое в земных условиях «объявляется достижимым и уже достигаемым во времени, тогда духовный взор ослепляется миражем земного града, манящим и дразнящим, но обманывающим. Призрак делает свое дело, ибо гонит вперед, не давая успокоиться, но эта призрачность проникает в душу человека и роковым образом уводит на путь человекобожия. Человечество целует раны свои, поклоняется страстям своим, измеряет трудный путь свой, но уже присваивает себе самому все совершенное, отлагаясь от Бога, хочет жить „во имя свое“. На протяжении всей всемирной истории можем мы наблюдать это зрелище. Один за другим создаются эти земные идеалы, мысленно построяется земной град, разрабатывается его план и чертеж»[96].
Русская социальная революция, вдохновленная Марксовой мыслью и его расчетами, имела своей целью построить Град Светлый на грешной земле. Град этот назывался коммунизмом. Но название не меняло его сути. «План и чертеж» уже были готовы. Мы знаем, что из этого получилось. Но для того, чтобы все это понять, мы должны еще раз осмыслить тот главный момент в истории России XX века, в котором, как в слепящем фокусе, отразились все высокие достоинства и все низкие побуждения ее народа.
4
БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ
Эволюция мира складывается из революций или взрывов материи Каждая эволюция имеет поступательное движение вверх. Каждый взрыв в конструкции своей действует спирально. Потому каждая революция в своей природе подвержена законам спирали. <…> Потому строительство в революции является самым опасным моментом. Множество несовершенных элементов будут нагнетать построения вниз, в слои вещества отработавшего и отравленного. Только безумство мужества может обратить построение вверх, в слои неиспытанные и прекрасные содержанием новых элементов. Потому Говорю и буду Говорить, чтоб в построении избежать ветхих форм. Опускание в старые вместилища недопустимо. Нужно понимание Нового Мира во всей суровости.
Революция ужасна и жутка, она уродлива и насильственна, как уродливо и насильственно рождение ребенка, уродливы и насильственны муки рождающей Матери, уродлив и подвержен насилию рождающийся ребенок. Таково проклятие греховного мира. И на русской революции, быть может, больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса.
