С 24 по 29 мая, ведя бои в окружении, советские бойцы небольшими отрядами прорывались через линию немецких войск и переправлялись на восточный берег Северского Донца. Одновременно с наступлением в районе Барвенковского плацдарма противник усилил удары и на волчанском направлении, где ему удалось окружить вторую ударную группировку Юго-Западного фронта.
Борьба советских войск в окружении с превосходящими силами противника была очень тяжёлой. Немецкая авиация полностью господствовала в воздухе. Ощущался острый недостаток боеприпасов, горючего и продовольствия. Попытка командования Юго-Западного направления прорвать фронт окружения ударом силами 38-й армии и деблокировать окруженные части большого успеха не имела. Тем не менее, благодаря этому удару из окружения вышли около 22 тысяч бойцов.
Таким образом, успешно начавшаяся в мае 1942 года наступательная операция Красной Армии в районе Харькова закончилась неудачей. Войска двух фронтов понесли большие потери в живой силе и технике.
Такой исход Харьковской операции явился результатом, прежде всего, недостаточно полной оценки командованием Юго-Западного направления в лице Маршала Тимошенко и члена военного совета Хрущёва оперативно-стратегической обстановки.
Отсутствовало организованное взаимодействие между фронтами. К тому же командование направления и фронта своевременно не приняло меры к прекращению наступления в связи с резко осложнившейся обстановкой в районе операции.
К трагедии привело то, что значительная часть соединений и частей советских войск оказалась недостаточно скоординированными. Они не обеспечивались в нужном количестве современной боевой техникой, особенно моторизированных средств передвижения пехоты и боеприпасами. Командный состав всех звеньев армий не обладал ещё достаточным боевым опытом. Командование направления не всегда объективно информировало Ставку о положении на фронтах.
Поражение под Харьковом оказалась весьма чувствительным для войск всего Юго-Западного направления. В конце мая 1942 года перед советскими войсками Ставкой были поставлены исключительно оборонительные задачи. Прочно закрепиться на занимаемых рубежах и не допустить развития наступления немецко-фашистских войск на восток.
Глава 16
Харьковская операция приближалась к своей кульминации. Фронт был в постоянном движении, перемещался зигзагами то взад, то вперёд. Часть Иоганна Майера, то атаковала русских, продвигаясь на сотню метров, то отходила на собственные позиции.
- Надоело дёргаться, - жаловался Вилли друзьям. – За последние пять дней мы раз десять меняли дислокацию.
Противник часто заходил во фланг, и взводу приходилось вести бои во всех направлениях. Потери неумолимо возрастали, но русских гибло ещё больше.
- Судя по быстро возраставшему числу пленных и дезертиров, мы действуем не так уж плохо. – Бахвалился Францл, тщательно очищая от пыли свою винтовку.
- Да просто русские не хотят воевать! – уверенно басил Пилле. – На этот раз им действительно крышка.
- К концу лета эта компания кончится, - подхватил мысль Ковач. – Я вам точно говорю.
- Год назад примерно тоже говорил Геббельс… - негромко сказал Иоганн, и все замолчали.
На заре следующего дня они обнаружили группу русских, спокойно притаившуюся под носом у немцев. Они убежали под покровом темноты со своих позиций и были готовы сдаться.
- Что я вам говорил! – обрадовался Пилле. – Скоро они будут сдаваться тысячами.
- Было бы хорошо!
Иногда степь покрывалась белыми листовками, которые сбрасывали немецкие лётчики. В них призывали солдат противника прекратить бессмысленное сопротивление и переходить на сторону освободителей.
- Смотрите, какая наивность, - Иоганн взял из рук оборванного солдата смятый листок. – Они реально верят, что им зачтётся добровольная сдача в плен.
На обороте листовки была отрывная часть, которая служила «пропуском для офицеров или солдат, числом до пятидесяти человек». В тексте на немецком и русском языках содержалось обещание, что с теми, кто сдастся, будут «хорошо обращаться и их сразу вернут домой, как только закончится война».
- Зачем рисковать и идти нам на встречу? – засмеялся Ковач. – Ведь можно дождаться, когда мы начнём атаковать и просто поднять руки…
Большинство дезертиров показывали эти пропуска, когда сдавались. Даже те, кто оказывал упорное сопротивление, прежде чем был захвачен, неожиданно предъявляли какой-нибудь спрятанный пропуск.
- Идиоты!
Пропуска не давали никаких преимуществ. Это была всего лишь пропагандистская уловка психологической войны.
- Просто птичий клей, — приговаривал весёлый Вилли, - для того чтобы заманить в ловушку глупых крестьян.
- Но нам лучше!
На самом деле все пленные без разбора препровождались в ближайший лагерь для интернированных, где никому не было дела до того, были ли они дезертирами или сражались до последнего. Некоторое количество дезертиров немцы держали в тылу в качестве обслуги. С ними относительно хорошо обращались.
- От русских иногда всё же бывает толк! – удивлялся Францл, доедая сваренную украинским поваром кашу. - Наш повар так не умеет.
…Однажды ночью Иоганн, стоя в карауле, услышал, как кто-то слоняется вблизи окопов. С оружием наготове он наклонился к источнику шума и прислушался. Прежде чем понять, что происходит, Майер услышал ясный спокойный голос, который с ужасным акцентом сказал:
- Друзья! Не стреляйте!
- Кто ты? – спросил часовой.
- Друзья! Не стреляйте!
Незнакомец продолжал повторять эти слова, очевидно он выучил их заранее. Францл вылез из окопа и осторожно подошёл к этому человеку.
- Чего надо?
Тот оказался дезертиром, хотя и не совсем обычным. Напряжённым голосом, на довольно сносном немецком, он сообщил, что ждал этого момента уже давно.
- Красные расстреляли моего отца и мать, обвинив их в бандитизме. - Высокой, небритый человек, лет тридцати пяти твёрдо посмотрел на толпящихся солдат. – Отец командовал восставшими казаками.
- Чего ты хочешь?
- Мстить!
- Как тебя зовут?
- Давыд Яковлевич Фомин.
- Тебе придётся объяснить это нашему командиру, - сказал удивлённый Вилли. - Сами мы ничего не сможем решить.
- Вы никогда не пожалеем, если позволите мне воевать на вашей стороне, - добавил он и перекрестился. – Вот те крест!
Францл отвёл его в штаб роты, а через пару дней он вернулся в их взвод. Его одели в германскую полевую форму и выдали штурмовой карабин.
