думая только об одном, как ему связаться с Москвой.
— Скажите, уважаемый… как вас? Христофор Иванович? Очень приятно. Я так понял, что вы здешний мэр, да? У меня к вам маленькая просьба. Мне срочно надо бы в Москву позвонить.
— Вот чего не могу, того не могу, — развел руками Христофор Иванович. — Связи нет, отключены мы от связи.
— Ну вот здрасьте… Связи у вас нет, транспорта тоже нет! Это правда, что от вас никакого транспорта нет?
— Чистая правда!
— Послушайте, уважаемый. Вы с какого года мэром?
— Я? Мэром? Так с самого начала. С 1991 года.
— А до этого кем были?
— Я? Директором городского рынка.
— Примерно так я и думал. — Гога-Гоша встал, походил рассерженно по кабинету, зашел сзади и чуть ли не крикнул в ухо порядком напуганному последними вопросами Христофору Ивановичу:
— Плохо руководите!
— Да уж как можем, — обиженно засопел носом Христофор Иванович.
Лежит тут, понимаешь, на его диване целые сутки, да еще недоволен чем-то. Небось, в кутузке бы не так разговаривал. Но — похож, похож, гад, на кого-то, волосы эти рыжеватые, лицо розовое, глаза злые, быстрые… Вспомнить бы, кто он в точности, а тогда уж решать, как с ним лучше разговаривать.
— Что же мне делать прикажете? — продолжал напирать гость. — Не могу же я здесь оставаться в самом деле!
— Отчего же и не остаться? — пожал плечами Христофор Иванович. — Места у нас хорошие, красивые — лес, речка… Пару часов езды — океан. А там такие острова! Мы тут первыми восход солнца видим, Новый год первыми встречаем. Оставайтесь с нами!
Гога-Гоша с презрением посмотрел на мэра и в сильном раздражении плюхнулся на диван. Но тут же вскочил, держась за зад и подвывая от боли. Христофор Иванович подождал, пока гость успокоится, и продолжал гнуть свое:
— Мне вас сам Бог послал. Скажу вам честно: тут все против меня. Только и ждут, чтобы я ушел. А ведь стоит мне уйти — горло друг другу перегрызут. Такое начнется! Мне бы годика два еще продержаться, а там…
— Знакомая песня, — буркнул про себя Гога-Гоша.
— Что вы говорите? — наклонился к нему Христофор Иванович.
— Так, ничего. Что вы от меня хотите, собственно?
— Хочу, чтобы вы сделали официальное заявление. Мол, уполномочен центром, лично президентом, продлить полномочия мэра еще на два… нет, лучше на три года. В порядке исключения, в связи с чрезвычайной ситуацией.
Гога-Гоша пожал плечами:
— За кого вы меня принимаете?
— Как же! Вы ведь… — Тут он запнулся, не зная, как лучше сказать. — У вас сейчас какая должность, я что-то запамятовал?
— У меня много должностей, — важно сказал Гога-Гоша. — Вице-президент, к примеру. Вас устроит?
Мэр даже руками всплеснул. Такой удачи он никак не ожидал. Но, видя, что гость продолжает оставаться не в духе, решил на первый раз ограничиться общим знакомством. «Куда он денется!» — думал про себя Христофор Иванович, на цыпочках выходя за дверь, где с нетерпением поджидала его Антонина Васильевна.
— Ну, Тоня, — сказал он ей. — Ухаживай за ним получше. Большая птица. Глядишь, и на четвертый срок останемся.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
Немного оклемавшись, Гога-Гоша заявил, что хочет дать пресс-конференцию и сделать важное сообщение для российской и мировой общественности. Он всегда в трудные моменты своей жизни прибегал к содействию прессы. И всегда пресса здорово его выручала. Главное — успеть вбросить информацию первым. Потом ее могут интерпретировать, опровергать, хоть в суд подавать — дело сделано. Первое слово дороже второго. Детская присказка, которая очень даже срабатывает во взрослых политических играх. Но сейчас не до игр, сейчас речь идет о жизни и смерти (разумеется, политической). Или погибать тут, в этой дыре, среди темных, невежественных людей, которые (он это понял) даже не в состоянии его узнать. Или — трубить на весь свет, звонить во все колокола, поднимать на ноги всех, всех! В конце концов выгоду можно извлечь из любого, даже самого паршивого положения, и он уже представлял, как вернется в столицу триумфатором, как журналисты будут ходить за ним по пятам, вымаливая интервью, как телевизионные каналы наперебой будут зазывать его в свои студии, как все его враги полопаются от зависти, потому что лучшей рекламы в предвыборный год и придумать нельзя. Он побывал там, где не только ни один из политиков, но и вообще никто никогда не бывал и не побывает. Теперь он смело может говорить, что у него особый взгляд на все происходящее, что он видал все это с такой неземной высоты, откуда только и может открыться настоящая истина. Конечно, «видал» — это сильно сказано, ничего такого особенного он там не видел, а если и видел, то не запомнил, а если и запомнил, так все его впечатления эти негодяи, подонки у него из сознания аккуратненько стерли. Но это уже неважно, он найдет, что рассказать, проверить все равно невозможно.
Услыхав про пресс-конференцию, Христофор Иванович растерялся и стал говорить, что у них это не принято и никогда сроду не проводили, тем более в здании мэрии. Но поскольку гость стоял на своем и ни о чем другом просто не хотел разговаривать, пришлось пойти на компромисс. Журналистов пригласили, но не в здание, а во двор мэрии, предварительно заперев в гараже собак, а Гоге-Гоше предложили выйти на крыльцо и оттуда сделать свое заявление. В назначенный час пришли два человека — редактор газеты «Вперед» Боря Олейнер и пожилой диктор местного вещания Кузмиди, которого разыскали на рынке, где он торговал кассетами с записями концертов «В рабочий полдень». Журналисты, давненько не забредавшие на суверенную территорию городской мэрии, с любопытством озирались по сторонам, переминались с ноги на ногу и не понимали, зачем их сюда позвали. В свою очередь Гога-Гоша, привыкший к целым толпам журналистов с микрофонами и телекамерами, не ожидал такого жалкого зрелища, усугублявшего ся внешним видом приглашенных: на обоих были довольно драные джинсы и сандалеты на босу ногу. Однако выбирать не приходилось.
— Господа, — сказал Гога-Гоша, преодолевая унижение, — я имею сообщить вам информацию чрезвычайной важности. Но прежде хотелось бы уточнить, есть ли у вас каналы связи с информационными агентствами в Москве и заграницей?
Журналисты удивленно переглянулись.
— А вы сами кто будете? — строго спросил Куз-миди.
— Как? — воскликнул Гога-Гоша вполне искренне. — Меня уверили, что вы — журналисты! Как же вы можете меня не знать?
Те пригляделись получше, и Боря Олейнер сказал:
— Нет, ну вы похожи, конечно, на…одного из политиков. Но, знаете, сейчас так много двойников развелось, наша газета несколько лет назад даже конкурс проводила, я сам участвовал, Бориса Немцова изображал, вы не находите, что мы с ним похожи?
Гога-Гоша глянул и покачал головой:
— Да нет, у вас лицо интеллигентное.
— Спасибо, — сказал Боря Олейнер. — У вас… тоже. А вы случайно в 78-м году на Свердловском журфаке не учились?
