пророком и занимается соборованием крестьян. «ОСИП СОБИРАЛ ПО 15-17 ЖЕНЩИН, ЗАПИРАЛ НА КЛЮЧ В МОНАСТЫРЕ И СОБОРОВАЛ, ПОБОРМОЧЕТ-ПОБОРМОЧЕТ С НИМИ И БЕР.ЕТ ПО РУБЛЮ С ГОЛОВЫ». Такие соборования осенью проходят ежедневно, а в настоящее время раза два в неделю, так что о заработке монахов можно судить по этому.
Заработок старика-сторожа ограничивается пятью рублями и то в данное время, после того как он стал грозить, что будет жаловаться. В период до 1922 года он получал по 2-3 рубля в месяц.
Монахи относятся к нему, как к «цепной собаке», и в то же время боятся его, чтобы он не выдал их проделок. Старик все время хотел жаловаться, имея знакомого председателя Павлова, но боялся монахов, даже и когда мы вели разговор, он все время оглядывался, боясь, что услышат монахи. И когда подходили ребята-пионеры, то он обрывал речь и тихо спрашивал: «Эти ребята не скажут им?».
Тов. Сергеев! Просим произвести расследование этого дела, так как, по словам старика, здесь дело нечисто, потому что местная власть совершенно не обращает внимание на монастырь.
ЧЛЕН ЗУБЦОВСКОЙ ЯЧЕЙКИ ВЛКСМ В.ЗНАМЕНСКИЙ. ЧЛЕН ВЛКСМ ПРИ ТВЕРСКОМ ПЕДИНСТИТУТЕ ДОКУЧАЕВА Ю.».
Секретарь Губкомсомола Сергеев переслал письмо в «соответствующие органы». После этого было проведено «расследование» и конечно, «все факты подтвердились». Таким образом, появилась в областной газете заказная статья Бориса Полевого, которая, наверняка, была написана на основе ведения «протокольного расследования религиозной контрреволюции в Старицком монастыре». А как «выбивались нужные свидетельские показания» в то время при большевиках, догадаться не трудно.
Нельзя не отметить крайне некорректный, грубый, разнузданно оскорбительный тон, взятый автором статьи по отношению к ста-рицким монахам, да и вообще к духовенству. Вот только несколько цитат: «Памятуя евангельскую формулу: не согрешив, не покаешься, - не покаешься, не спасешься, монахи с купцами устраивали попойки, и в данном случае монастырь выполнял роль загородного ресторана», или, «В то время как монахи делали свое божье дело, то-есть молились, жрали, блудили с приходящими, и на них денно и нощно работали батраки, создавая возможность тунеядцам рас-кошествовать...», «Теперь уже известно, что к чернецам из города частенько хаживали разные знакомые. Купчики тайком от своих жен выпивали с монахами. Жены их тайком от своих мужей тоже посещали монахов и нередко оставались ночевать в монастыре».
В статье Б. Полевой смакует опись обыска, проведенных в монастырских кельях: «И вот, когда нагрянул обыск, правда выплеснулась наружу из-за толстых монастырских стен, с монахов была сорвана маска благочестия, и мы увидели безобразную картину монашествующего Иосифа (Иван Павлов Самуилов), в его келье обнаружено: три банки варенья- 2 п. 20 ф., два горшка меду-22 фунта, пять фунтов чая китайского, 30 фунтов сахара, две коробки шоколадных конфет, сладкие пироги, печенье, рис, 34 тарелки, пять сахарниц, два самовара, 18 вилок, 12 ножей, 90 полотенец, 14 ряс, 7 пар новых сапог, шесть одеял, горы ситца, сатина, сукна. Келья Иосифа, меблированная мягкой мебелью, похожа на отдельные кабинеты ресторанов былых времен. У монаха Арсения (Самуилов Михаил Степанович) было найдено: 20 ряс, 3 флакона духов, несколько коробок пудры и т. д. У остальных монахов обнаружено не меньше этого. Это говорит протокол обыска, но протокол не рассказывает, как возмущены были старики-крестьяне -понятые. Наглядевшись на монастырские чудеса, один сухой, древний старик, шваркнув о пол картуз, с сердцем произнес:
- Всех их на одну осину, сволочей!»
Намек автора статьи были более чем прозрачны: монахов ста-рицкого монастыря надо судить по всей строгости советских законов- по 107 статье, карающей за спекуляцию хлебом, и 58-й, по пункту десятому, карающей за антисоветскую агитацию и распускание черных слухов.
Что стало с монахами Старицкого Свято-Успенского монастыря теперь догадаться не трудно - пока еще суд и несколько лет ссылки. В 30-е годы, вместо ссылок - расстрел.
По архивным свидетельствам того времени мы располагаем, что губернский музей, «узнав», что в Старицком монастыре проживают монахи, посылает запрос в «Прокурорский Надзор Губернии», который в свою очередь информирует Старицкий горсовет «О нарушении об эксплуатации церковных зданий и имущества Старицкого монастыря», где, в частности, находим:
«...2. Что группа верующих по Вашему сообщению в настоящее время состоит всего из 14 человек, из которых - 1 бывший торговец, 4 ремесленника, 1 огородник, 2 пенсионера и 6 домохозяев, что противоречит параграфу 6 инструкции Н. К. Ю. от 24 Августа 1928 года, по коей число местных жителей, получающих в пользование богослужебное имущество не может быть не менее 20 человек.
3. Помимо того группа верующих допустила проживание б/монахов, кои фактически ввели монастырские порядки и ряд других действий, нарушающих правила пользования имуществом, переданным группе верующих, вплоть до действия уголовного характера, за которые несколько лиц из б/монахов привлечены к уголовной ответственности.
На основании изложенного Общий Надзор Губпрокуратуры просит Вас в срочном порядке обсудить вопрос на предмет расторжения договора с группой верующих и о порядке использования указанного имущества в дальнейшем». (294)
Получив запрос от прокуратуры 1 ноября Старицкий горсовет на очередном заседании 29 ноября 1928 года рассмотрел вопрос «О закрытии Старицкого Успенского монастыря». Ими было принято постановление: «В виду того, что группа верующих монастыря распалась, т. е. часть выехала из пределов города Старицы, некоторые умерли, а часть оставшихся дала подписку об отказе их права пользования богослужебными зданиями в Монастыре с богослужебными предметами заарендованными ими по договору от 6 мая 1919 года, просить Ржевский Уисполком о закрытии монастыря для передачи одной церкви в пользование Губмузею, а другой поместить клуб комсомольцев и медсотрудников, а остальные постройки отдать под общежитие служащим больницы». (295)
В конце 20-х годов усиливается антирелигиозная пропаганда, особенно среди молодежи. Примером этому служит статья в губернской газете «Пролетарская правда» от 21 февраля 1929 года «Среди молодежи 79 процентов неверующих, но религиозные обычаи все же сидят крепко, - необходимо усилить антирелигиозную работу». В статье приводится опрос, проведенный в Старицком уезде: «Среди старицких допризывников проведена анкета об отношении их к религии. Из опрошенных 434 человек, причисливших себя к верующим 21 процент. Религиозно настроенная молодежь преимущественно населяет деревни, отдаленные от центра и наименее культурные. Много браков совершается в церкви (две трети). Но еще хуже обстоит дело с крещением детей (90 процентов), здесь огромное влияние оказывают родители... Хотя процент неверующих и не посещающих церковь довольно значителен, но все же надо признать, что безбожная работа в районе Старицкой, Панинской и Луковниковской волостей ведется слабо». (296)
28 февраля 1929 года президиум Тверского губернского исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов утвердил на своем заседании представление Старицкого горсовета «О закрытии церквей б. Успенского монастыря в городе Старице». Таким образом, в истории Старицкого Свято-Успенского монастыря почти на 70 лет прервется монашеская жизнь и наступит долгий варварский период разрушения.
Одним из основных объектов нападок большевиков в это время стали церковные колокола. Вообще «война с колоколами» требует отдельного рассказа. Драматичная эта кампания началась еще в первой половине 1920-х годов и достигла своего апогея в период индустриализации. В борьбу с колоколами включились не только безбожники на местах, но и наркоматы юстиции и внутренних дел, разославшие весной 1926 года всем облисполкомам инструкцию «О порядке пользования колокольнями». Уже не церковь обладала правом колокольного звона, а местные власти получали почти неограниченные права в его регламентации. Инструкция гласила, что звон, нередко не связанный с отправлением культа, «нарушает нормальное отправление общественного правопорядка и особенно стеснительно отражается на жизни городских поселений». Инструкция запрещала совершение набатных тревог «для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти», не допускалось и пользование колоколами для звона непосредственно не связанного со службами в дни великих христианских праздников - на Пасху, Рождество. Производство красного звона с употреблением большого колокола разрешалось лишь при воскресных и праздничных службах. И наконец, инструкция гласила: «При ликвидации молитвенных зданий, имеющиеся при них колокольни разбираются или же при соответствующем переустройстве приспосабливаются под противопожарные наблюдательные пункты, водонапорные башни...» (297) Колокольни с колоколами в
