Шерли. Какие там крошки! Не такое теперь время, чтобы выбрасывать хлеб птицам.
Прайс (появляется в дверях убежища). Майор, там какой-то джентльмен пришел смотреть убежище. Говорит, что он ваш отец.
Барбара. Хорошо. Сейчас приду.
Снобби уходит. Барбара идет за ним.
Ромми (подходит крадучись к Биллу и говорит ему шепотом, но с глубочайшим убеждением в голосе). Я бы тебе показала, боров ты лопоухий, только она мне не позволила. Какой ты джентльмен, если бьешь женщину по лицу.
Билл, переживающий душевный переворот, не обращает на нее внимания.
Шерли (бежит за Ромми). Ну, ну! Ступай в дом, а то нажи вешь еще беды своей болтовней.
Ромми (свысока). Я не имела удовольствия с вами познакомиться, сколько помню.
(Захватив тарелки, уходит в убежигце.)
Шерли. Вот это так...
Билл (свирепо). Не разговаривай со мной, слышишь? От стань от меня, не то я наделаю бед. Что я тебе? Грязь под ногами, что ли?
Шерли (невозмутимо). Не беспокойтесь. Вам нечего боять ся, что за вами станут бегать; ваше общество вовсе не так интересно. (Собирается войти в убежище.)
В дверях показывается Барбара, справа от нее Андершафт.
Барбара. Ах, вот вы где, мистер Шерли! (Становится между ними.) Это мой отец; я, кажется, вам говорила, что он свободомыслящий? Вы с ним, верно, столкуетесь.
Андершафт (в изумлении). Я свободомыслящий? Ничего подобного! Напротив, убежденный мистик.
Барбара. Ах, простите, пожалуйста! Кстати, папа, какая У вас религия? Может быть, мне придется с кем-нибудь вас знакомить.
Андершафт. Религия? Ну, милая, ведь я миллионер. Это и есть моя религия.
Барбара. В таком случае, боюсь, вам не столковаться. Ведь вы не миллионер, правда, Питер?
Шерли. Нет, и горжусь этим.
Андершафт (серьезно). Бедность, мой друг, не такая вещь, чтобы ею гордиться.
Шерли (сердито). А кто наживал для вас миллионы? Я и мне подобные. Отчего мы бедны? Оттого, что сделали вас богатыми. Даже за все ваши доходы я бы не согла сился поменяться с вами совестью.
Андершафт. Даже за вашу совесть я не поменялся бы с вами доходом, мистер Шерли. (Идет под навес и садится на скамью.)
Барбара (перебивает Питера на полуслове). Трудно себе представить, что это мой отец, правда, Питер? Может быть, вы пойдете в убежище, поможете девушкам? Сегодня мы сбились с ног.
Шерли (с горечью). Да, конечно, ведь я у них в долгу за обед, не так ли?
Барбара. Нет, не потому, что вы у них в долгу, а из любви к ним, Питер, из любви к ним.
Он не понимает и даже несколько шокирован.
Ну что вы так на меня смотрите? Подите в убежище, дайте вашей совести отдохнуть. (Подталкивает его к убежищу.)
Шерли (в дверях). Жалко, что вас не учили шевелить мозгами, мисс. Из вас вышел бы замечательный лектор по атеизму.
Барбара смотрит на отца.
Андершафт. Не обращай на меня внимания, милая. Занимайся своим делом и позволь мне быть наблюдателем.
Барбара. Хорошо, папа.
Андершафт. Например, что такое вот с этим пациентом?
Барбара (смотрит на Билла, который сидит все в той же позе, с тем же выражением мрачного раздумья). О, мы его живо вылечим. Вот, посмотри. (Подходит к Биллу и останавливается в ожидании.)
Тот взглядывает на нее и снова опускает глаза, чувствуя себя неловко и злясь еще больше.
Хорошо бы растоптать каблуками лицо Мэг Эбиджем — верно, Билл?
Билл (в замешательстве вскакивает с колоды). Враки, я это го не говорил.
Она качает головой.
Кто вам сказал, что у меня на уме?
Барбара. Ваш новый приятель.
Билл. Какой еще новый приятель?
Барбара. Дьявол, Билл. Когда ему удается опутать человека, тот становится несчастным, вот как вы.
Билл (пытается показать, что ему сам черт не брат). Я во все не несчастен. (Опять садится и вытягивает ноги, стараясь казаться равнодушным.)
Барбара. Ну, а если вы счастливы, почему же этого не видно?
Билл (невольно подбирая ноги). Сказано вам, я счастлив, и отвяжитесь от меня! Чего вы ко мне пристали? Что я вам дался? Ведь я не вас двинул по роже!
Барбара (мягко, подбираясь к его душе). Это не я к вам пристаю, Билл!
Билл. А кто же еще?
Барбара. Тот, кто не хочет, чтобы вы били женщину по лицу. Тот, кто желает сделать из вас человека.
Билл (бахвалится). Сделать из меня человека? А я разве не человек? А? Кто говорит, что я не человек?
Барбара. Может быть, где-нибудь в вас и сидит человек. Но — как же он допустил, что вы ударили бедняжку Дженни? Это было не очень-то человечно.
Билл (вконец измученный). Отвяжитесь вы, говорю я вам. Довольно уж. Надоела мне ваша Дженни.
Барбара. Так почему же вы все время об этом думаете? Почему вы боретесь с этим в душе? Ведь вы не обратились к богу!
Билл (убежденно). Ну уж нет. Этого вам не дождаться.
Барбара. Правильно, Билл. Не сдавайтесь. Соберитесь с силами. Не уступайте нам себя по дешевке. Тоджер Фэрмайл говорит, что он три ночи боролся с богом так, как никогда не боролся с японцем в мюзик-холле. Он сдался японцу только тогда, когда рука его была почти сломана. Он сдался богу только тогда, когда сердце его было почти разбито. Быть может, вам это не грозит — ведь у вас нет сердца.
Билл. То есть как это нет? Почему это у меня нет сердца?
Барбара. У человека с сердцем не поднялась бы рука на бедняжку Дженни, как по-