Инквизиторы космоса

возбужденнее. Голос его, когда он начал читать молитву, изменился по тембру, став высоким.

– Всемогущий Господин Судьбы, Великий Заговорщик, кто формирует жизни людей с тем, чтобы изменить курс истории, как и я, который стремится к его перемене, прими это… подношение.

Он медленно опустил цепной клинок на гранитную глыбу с прикованной к ней жертвой. Нервы у сержанта не выдержали, и он закричал. Но вскоре Стоссен затих. Кровь, хлынувшая из живота, тут же сворачивалась, застывая тёмными рубинами. Саграмосо работал мечом до тех пор, пока не рассёк сержанта на две половины.

У Лекса внутри всё сжалось. В нос ударил запах фекалий, сдобренных знакомым запахом гормонов, – кишечник сержанта, оказавшись без контроля, освободился от своего содержимого.

Саграмосо погрузил руки в испражнения, потом поднёс измазанную ладонь к лицу и лизнул.

Вокруг головы правителя возник колеблющийся ореол. Казалось, что чёрные волосы дымятся, и дым этот как будто искал возможности воплотиться в призрачную форму, которая, так и не успев родиться, тут же распалась. В области его плечевого пояса пробивались два каких-то образования. Но было непонятно, происходила трансформация под. кожей или на её поверхности.

На ладони, испачканной содержимым кишечника Стоссена, возник глаз. Его свирепый взгляд поверг в столбняк тех из Белобородых, которые доселе оставались скептически настроенными. Покинув свой трон, один из старцев, ковыляя, прошёл к кому-то из сидящих воинов, чтобы переговорить о чём-то.

– Выкуй нашу судьбу! – визгливо вскрикнул Саграмосо.

Казалось, он испытал приступ боли. Он пошатнулся и едва не уронил меч, потом резко выпрямился. Но и после этого его голова словно ушла в плечи, как будто морщинистая шея стала короче. Обе грудные мышцы приобрели чёткие формы, соски превращались в торчащие вздёрнутые носы. Над каждым из них открылось по паре желеобразных глаз, а внизу – по кроваво-красному рту, похожему на свежую рану.

Что это? Неужто Ери от всей этой дряни заскулил?

Да, это было именно так…

Лекс слышал, как бедный экс-техн начал бормотать какую-то патетическую литанию Имперского Культа, которой его научила маменька, когда он ещё ходил под стол… одновременно с силой сжимая пальцы.

Бифф тоже как будто пребывал в каком-то, лихорадочном состоянии.

Карликов, похоже, уже не объединял былой энтузиазм… Из зала доносились отдельные раздражённые выкрики.

Когда рты на груди Саграмосо разверзлись и начали исторгать вязкие звуки, Лекс разволновался. Его с навязчивой настойчивостью одолевали вопросы, от которых кружилась голова и к горлу подкатывала тошнота.

Наблюдаемые им воплощения сводили с ума, подвергая сомнению все, во что он верил. Священный обет Рогалу Дорну… святость Императора на Земле… лояльность других Кулаков, которые, как выясняется, бросили Лекса на произвол судьбы. Как, впрочем, и сам Дорн, который давно и безвозвратно почил в бозе. Как Император,,смертельно больной и бессильный, эпоха правления которого, скорее всего, близилась к завершению, уступая место царствованию… кого или чего!

Ясно чего. Сверхъестественной магии из жуткого пространства с чудовищными измерениями, не вписывающимися в рамки здравого смысла. Если уж душе Лекса в скором времени было суждено оказаться втянутой туда, он со смирением встретит свою судьбу.

– Образ, – бубнил Бифф невнятно. – Какой до безобразия искажённый образ.

Рот лица на левой половине груди Саграмосо тем временем вещал:

– Скорей убей остальных десантников Вселенной! Рассеки их пополам и съешь их экскременты! Мы призовём на помощь орды завывающего ужаса, который поглотит захватчиков и истребит их силой одного лишь страха!

Так обещал голос.

Его собрат с правой стороны придерживался другого мнения.

– Как бы не так. Твоя звезда почти уже зашла, лорд Саграмосо, – выкрикнул он. – Твоя судьба предрешена. Так что отвергнем ограничения! Сбросим тесный корсет нормы! Покоримся всецело Перемене!

Выражение озабоченности омрачило лицо Саграмосо. Он в нерешительности задёргался.

– Я ведь бог, не так ли? – спросил он вслух самого себя. Один рот ответил:

– Так.

Второй возразил:

– Нет.

– Ты инструмент бога…

– Тебя боготворили. Ты искал поклонения. Ты принимал поклонение, замешанное на страхе.

– Твоя жажда славы породила силы.

– Твоя жажда перемен в космическом укладе и твоя жестокость породили жестокие силы перемен.

– И имя этой перемены не иначе как… Тзинч!

– Тзинч. Великий Тзинч.

Уже от звуков одного этого имени у Лександро помутился разум. Это имя казалось таким могущественным, таким вечным, таким всепоглощающим. Восставая против понятий пространства и времени, оно уносило их в ураганном смерче незнакомого магического мира, в котором властвовала иная