– А так. Гроши я дам. Что касается мужиков, повторяю – останется один Елизар.
– Скажете тоже! – хихикнула Ромка. – Я девушка впечатлительная. Мне трудно сдерживаться.
– Перетерпишь.
– Шутите вы, Тимофей Васильевич, – опять хихикнула Ромка.
– Да уж куда там, – сказал он серьезно. – Учти, не послушаешь – поотрезаю…
Он отпустил ее руку, оттолкнул от себя и пальцем нажал левую грудь, будто бы в кнопку звонка.
– Улавливаешь?
– Он же солдат, – сказала Ромка растерянно. Спорить с Клыковым она не пыталась, знала – если тот говорит, придется подчиняться, и потому лишь старалась выторговать условия повыгодней. – Он же раз в неделю приходить будет…
– Станет невтерпеж – иди к Сучку.
– Тьфу! – брезгливо передернула плечами Ромка. – Нашли, кого предложить. Он весь в прыщах…
– Ладно, об этом хватит. Поговорим о Елизаре. Ты его почаще таскай по городу. Заводи в ювелирный. Ах, мол, мне колечко нравится, ой, какой славный кулончик. Учи, учи…
– Без смысла, – возразила Ромка. – Откуда у вояки бабки?
– Не твое дело, – отрезал Клыков. – Чаще намекай, что у настоящих мужиков деньги должны быть. И о плохой охране ювелирного расскажи. Ты же там работала. Когда созреет на подвиг – мне скажешь…
Однажды, отправившись в увольнение, Елизаров застал в доме Клыкова всю компанию.
– Проходи, садись, – сказал Клыков, показывая на свободный стул. – Поесть хочешь?
– Не откажусь.
Елизаров оглядел стол, заставленный едой. На тарелках лежали помидоры, свежие и малосольные огурчики, селедка, посыпанная кружками лука, колбаса, стояли баночки с красной и черной икрой. Посередине стола возвышался «гусь» – большая бутылка «Столичной» с особо красочной экспортной этикеткой.
– Вот и отлично, – сказал Клыков. – Пообедаешь с нами. А для начала есть разговор.
– Слушаю вас, Тимофей Васильевич.
– Слушать буду я, – сказал Клыков с неожиданной жесткостью в голосе. – А рассказывать придется тебе.
– О чем? – удивился Елизаров.
– Ты говорил с Ромкой о ювелирном? – спросил Топорок. – О том, как его можно потрясти?
– Кому какое дело, о чем я говорю с бабой? – окрысился Елизаров. Его задел не сам вопрос, а то, что Ромка продала его Клыкову. – Сучка трепливая! Кого касается, что я делаю, думаю или говорю?
– Меня, милый, касается, – сказал Клыков. – И вот почему. Тебя в этот дом пустили с доверием, как своего. Ты здесь пьешь, гужуешься. Бабу хиповую отколол. Короче, стал равным. «Калаш» мы у тебя купили. Не для игры, как понимаешь. И вдруг выясняется, что ты пытаешься провернуть дело у всех за спиной и при неудаче всех нас подвести под статью. Об этом ты подумал?
– Нет, – сказал Елизаров растерянно. – Но я эту хреновую лавочку с цацками не сейчас потрясти собрался. Перед самым дембелем. Сделаю и уеду. Вы – здесь, я – далеко…
– Да ты у нас деловой! – подал голос Зотов.
– А что? – с вызовом спросил Елизаров. – Каждый работает как умеет.
– Дурак! – сказал Клыков и презрительно сплюнул на пол. – Тебе только Ромку валять. Работник!
Елизаров вскочил обиженно, щеки его вспыхнули алым румянцем.
– Ну вас! Лучше пойду…
– Сядь! – приказал Клыков. – Сядь и слушай!
Елизаров снова опустился на стул.
– Так-то лучше, милок. Теперь закручивай мозгу, другой тебе такого никогда не скажет.
Елизаров взял с тарелки малосольный огурец и стал с хрустом жевать, демонстрируя пренебрежение ко всякого рода нравоучениям. Мало их, что ли, дома читала мать, а на службе изрекали офицеры и прапорщик Койда? Но тут случилось неожиданное: Клыков приподнялся с места и ребром ладони ударил Елизарова по кисти. Огурец, вырвавшись из пальцев, ударился о буфет. И тут же подскочивший со спины Топорок приставил к горлу сержанта нож. Спросил, растягивая слова:
– Ко-он-чить его, а-ли как?
– Да вы что, мужики?!
Елизаров испугался не на шутку. Все приемы самообороны, которые он знал, не годились в подобной ситуации и освобождения не сулили.
– А то, – сказал Клыков. – Тут тебе, Елизар, не мамин дом и не та рота, где можно опустить ухи и не слушать, когда говорят старшие.
Елизаров похолодел от того, насколько точно Клыков угадал его мысли.
– Да я не…
– Вот именно, ты «не». Отпусти его, Володя, – сказал Клыков. – Пока. Мальчик, я думаю, кое-что уже понял.
Топорок убрал нож, сел на диван, закинув ногу на ногу. Сказал вразумляющим тоном:
– Огурчик, когда разговор окончится, ты уберешь. И тряпочкой подотрешь. Нам беспорядок не по нутру. Понял, шнырь?
– Это потом, – сказал Клыков. – А теперь слушай сюда, Елизар. Все, что ты задумал с ювелирным, – от разжижения мозгов. Я понимаю: красивая баба, шикануть хочется, а цацки плохо лежат. Да, в ювелирном золотишко есть. Но ты забыл про уголовку. Учти, малец, когда урка на ментов рожу корчит и сплевывает через губу, – это дешевка. Сыскари работают на совесть, об этом надо помнить. Ты в зоне баланду пробовал? Не советую. Верно, Володя?
– Ну, – прогудел Топорок и лениво потянулся к бутылке.
– Верно, старик, – одобрил его Клыков. – Наливай всем. Выпьем, сержант?
– Выпьем.
Происшедшее оставило в душе Елизарова гнусный осадок, от которого хотелось поскорее избавиться. Надо же, как его подставила Ромка!
– Не вешай носа, – подбодрил его Клыков. – Разговор был между нами. А сделать капитал мы тебе поможем. Сколько бумаг ты считаешь деньгами?
– Деньгами? Начиная со ста тысяч.
Елизаров ответил не задумываясь. Эти цифры, олицетворявшие нижнюю границу богатства, давно жили в его воображении. Конечно, миллион был бы лучше, чем сто тысяч, но его приобретение казалось нереальным.
– Губа не дура, – усмехнулся Топорок. – Ты хоть в жизни видел столько?
– В кине, – сострил Зотов.
– Значит, увидишь, – усмехнулся Клыков. – Всего тысяча стольников. Вот столько. – Он раздвинул пальцы, показывая воображаемую толщину пачки денег.
– Где ж их возьмешь? – уныло спросил Елизаров. – Достать и толкнуть десять «калашей»… Это невозможно…
– Есть дела повыгодней. Что там, к примеру, на ваших складах?
– А! – Елизаров презрительно сморщил нос и махнул рукой. – Мура всякая. Железки…
– А если я скажу, что твои сто кусков лежат именно там, – возьмешься потрясти кладовки?
– Что за вопрос? Возьмусь запросто, только их охраняют дай бог как!
– Тогда забито. Об остальном потолкуем позже.
– А чего тянуть? – возразил Елизаров, уже захмелевший. – Мне до дембеля три месяца.
– Не гони коней, сержант, – оборвал его Клыков. – Такие дела с умом надо делать. До поры до времени – затихни. Ни одного патрона Ахмедке. Понял? И Ромке – ни слова.
– Да я ей теперь…
– Все, сержант, завязали.
Первое, на что обратил внимание Елизаров, очутившись в кабинете Кесояна, был персональный компьютер. Он стоял перед техническим директором, наглядно демонстрируя совершенно новый, незнакомый уровень управленческой культуры, главным атрибутом которой в стране раньше являлся
