признаться, кто это сделал.
О боже. Ханна просто не могла открыться перед этими людьми.
Я не могла в это поверить. Прежде миссис Бредли получала записки с предложениями дискуссий на тему абортов, насилия в семье, обмана, но никто не настаивал, чтобы автор темы выдал себя.
Однако по каким-то причинам все отказались обсуждать самоубийства без подробной информации.
В течение десяти минут, или около того, миссис Бредли приводила статистические данные — они всех удивили. Она сказала, что, пока самоубийство не произойдет в общественном месте со свидетелями, никто не будет рассказывать о нем в новостях. Ни один родитель не захочет, чтобы все знали, что его ребенок, мальчик или девочка, которого он вырастил, лишил себя жизни. Поэтому люди в большинстве случаев предпочитают верить, что это был несчастный случай. Никто не знает, что на самом деле происходит вокруг.
Подробного обсуждения проблемы самоубийства так и не состоялось. Были ли они слишком любопытными или действительно думали, что лучший способ помочь — это узнать подробности? Скорее всего, и то, и другое.
Я тогда много смотрел на нее, но наши взгляды не пересекались. Кто знает, может, если бы я смог заглянуть ей в глаза, то увидел бы в них что-то, что подсказало бы мне, что с ней происходит.
И если честно, не знаю, что они могли бы такого сказать, чтобы как-то повлиять на меня. Возможно, я была слишком эгоистичной. Может, я действительно хотела, чтобы на меня обратили внимание. Может, мне было нужно, чтобы люди обсуждали меня и мои проблемы.
Но если бы она этого захотела, она бы сама посмотрела на меня, умоляя о помощи.
А может, я хотела, чтобы кто-нибудь показал на меня пальцем и сказал: «Ханна, ты думаешь о самоубийстве? Пожалуйста, не делай этого, Ханна. Пожалуйста…»?
Но глубоко в душе я понимала, что единственный человек, который может мне это сказать, это я сама.
В конце урока миссис Бредли пустила по рядам листок, который назывался: «Признаки возможного самоубийцы». Как вы думаете, что входило в первую пятерку? «Неожиданное изменение внешнего вида».
Я потрогала обстриженные волосы. Ха, кто бы мог подумать, что я настолько предсказуема?
* * * Делаю вид, что растираю затекшую шею, чтобы краем глаза посмотреть назад: Тони все так же сидит с друзьями. Он уже доел гамбургер, и перед ним лежат остатки картошки.
Открываю плеер, достаю четвертую кассету и переворачиваю на другую сторону.
* * * Хотелось бы вам уметь слышать мысли других людей?
Конечно, хотелось бы. Все ответят на этот вопрос утвердительно, пока не задумаются над ним серьезно.
Например, что, если другие люди тоже смогут слышать ваши мысли?
Прямо сейчас?
Они услышат расстройство. Разочарование. Даже некоторую долю злости. И еще слова мертвой девушки, которые крутятся у меня в голове. Девушки, которая почему-то обвиняет меня в своем самоубийстве.
Иногда у нас бывают мысли, которые мы до конца не осознаем. Это даже не реальность — мы ведь этого не чувствуем, — но они крутятся в голове, потому что об этом просто интересно думать.
Ставлю подставку для салфеток перед собой так, чтобы в ней отражался Тони. Вот он тянется за салфеткой, берет ее, откидывается назад и вытирает руки.
Если бы вы могли слышать мысли других людей, вы бы получили массу информации. И как в этом разобраться, как узнать, что правда, а что вымысел? Это довело бы вас до сумасшествия. Миллион идей, но что все это значит?
Понятия не имею, о чем думает Тони, но он не знает, что творится в моей голове. Он и понятия не имеет, что сейчас я слышу голос, который принадлежит Ханне Бейкер.
Вот что мне нравится в поэзии. Чем больше абстракции, тем лучше. Ты никогда не можешь знать наверняка, что хотел сказать поэт. Конечно, у тебя будут свои мысли на этот счет, но всегда остается вероятность, что ты все не так понял.
Любое слово может иметь сотню значений. И какое из них выбрать, решает только автор. Читателю остается лишь гадать, что описывает тот или иной образ или символ. А вдруг это метафора, в которой содержится скрытый смысл?
Это уже восьмой человек в твоем списке, Ханна. Если он пишет стихи, то речь точно не обо мне. Мне на ум приходят всего пять имен.
Я ненавидела поэзию, пока один человек не раскрыл для меня ее ценность. Он рассказал, что поэзия — это загадка. Что читатель должен подобрать код, основанный на жизненных ощущениях и эмоциях.
Поэт назвал машину красной, чтобы провести аналогию с кровью? Яростью? Страстью? Или же слово «красный» просто звучит лучше, чем, например, «черный»?
Я помню это стихотворение. Мы его обсуждали на уроке английской литературы. Тогда еще разгорелся жаркий спор как раз на тему красного цвета. Уже и не помню, к чему мы в итоге пришли.
Тот же человек, который научил меня любить поэзию, объяснил мне, что самой писать стихи — еще большее удовольствие, чем читать их. И сейчас я с уверенностью могу сказать, что лучший способ выразить свои мысли и чувства — это превратить их в стихи.
Или записать на кассеты.
Если вы злитесь, то вам не обязательно писать о своей злости, нужно сочинить поэму, наполненную яростью. Так давайте… дерзайте.
Знаю, вы сейчас злитесь на меня.
А когда закончите свое творение, попробуйте представить, что вы только что увидели его в книге и ничего не знаете об авторе. Попробуйте пофантазировать и расшифровать слова. Результат может оказаться впечатляющим… и пугающим. Но это в любом случае будет дешевле, чем прием у психотерапевта.
Я делала это несколько раз… В смысле расшифровывала свои стихи, а не ходила к психотерапевту, как вы могли бы подумать.
А зря, вдруг врач помог бы тебе, Ханна.
Я купила большую тетрадь, чтобы записывать туда свои сочинения. Дважды в неделю после уроков я ходила в «Моне» и сочиняла одно-два стихотворения. Первые несколько проб пера были, откровенно говоря, неудачными: недостаточно глубокими или тонкими. Слишком прямолинейными. Но тем не менее некоторые получались вполне ничего. Ну, по крайней мере мне так казалось.
Вот и сейчас мне в голову пришло свое самое первое стихотворение, которое я записала в тетрадь. Как я ни пыталась, до сих пор не могу выкинуть его из головы.
Что ж, слушайте и наслаждайтесь… или смейтесь.
Если бы моя любовь была океаном,
Он был бы бескрайним.
