Выражение его лица стало еще более жестким.
— Рад, что ты согласна.
— Ну… я ведь вынуждена сделать это, правда? Я теперь падшая женщина.
Глаза у него заблестели, в них блеснула насмешка.
— Ты будешь падшей женщиной, если не выйдешь замуж за меня.
— Я это и имела в виду.
Остин тяжело вздохнул. Потом протянул ей свою крепкую руку:
— Идем со мной.
— А куда? — Она боялась встречи с матросами, а также с мистером Сьюардом и лордом Рудольфом.
— В тюрьму.
Эванджелина отпрянула:
— Нет, Остин. Я обещаю, что ни слова никому не скажу про список. Можешь запереть меня в моей каюте, если хочешь, только не бросай меня в клетку, пожалуйста.
— Черт побери, о чем ты там бормочешь?
— Я не хочу в тюрьму!
Он снова протянул ей руку.
— Я не собираюсь запирать тебя там. Мы идем повидать Олбрайта.
Она тяжко вздохнула:
— О, кстати… а почему мистер Олбрайт в тюрьме, в клетке? Разве преступление — прыгать за борт?
Остин насупился:
— Клетка, говоришь?
— Да, конечно… Разве у тебя в тюрьме нет клеток?
Капитан усмехнулся:
— Ты начиталась глупых романов. Идем!
Эванджелина обошла стол и взяла его за руку. Ладонь Остина была мозолистая и твердая. И он сам был такой же — жесткий и суровый, огрубевший за годы пребывания в море и от трудностей, которые она, Эванджелина, даже вообразить не могла. И этот мужчина станет ее мужем, человеком, который будет направлять ее, вести, командовать ею…
Но она не могла решить для себя, огорчает ее это или радует.
Остин открыл перед ней дверь, и она, подобрав юбки, выскользнула из каюты.
— Ублюдок! Проклятый предатель!.. — кричал Олбрайт, вскинув руки в наручниках.
Эванджелина побледнела. Остин же схватил парня за ворот и швырнул на пол.
— Не ругайся при леди. Отвечай на мой вопрос. Кто тебя послал?
— Иди к черту!
— Я уже там побывал. Теперь меня этим не испугаешь.
Олбрайт закрыл глаза. Казалось, молодой человек уже пришел в себя после того, как чуть не утонул, и по его сжатым кулакам было видно, что он полон сил.
Остин приказал держать его отдельно от остальных бунтовщиков. Парень сидел в углу, образованном переборкой и ящиками с грузами. Его приковали к стене, но цепь была достаточно длинная, чтобы он мог лежать и добраться до ночного горшка, стоявшего в другом углу. Толстый слой соломы покрывал пол, и ему дали одеяло.
— Сколько тебе лет? — спросил капитан.
Олбрайт искоса взглянул на него:
— Шестнадцать.
— Значит, во время войны ты был еще мальчиком. Ты ее не помнишь.
— Но я помню, как мой отец ушел на войну и не вернулся.
Эванджелина всхлипнула, на ресницах у нее заблестели слезы.
— Выходит, тебя возмущали те, кто вернулся домой?
— Мой отец погиб из-за глупости! Если бы эти проклятые джентльмены из Филадельфии не решили начать войну, мы все жили бы мирно. Как англичане.
— Мы и живем мирно. Наконец-то. Или ты хочешь, чтобы все началось сначала из-за твоего проклятого высокомерия? — Остин поставил Олбрайта на ноги, но продолжал настойчиво вглядываться в лицо молодого человека. — Я видел, как рядом со мной гибли люди, разорванные в клочья пушечными ядрами. Я видел, как они тонули, как горели. И я ни за что не хочу снова увидеть это. А если парни из Филадельфии захотели сражаться за славное дело, то чем же это отличается от того, чего хочешь ты? Ты так стремишься к идеалу, что не можешь представить себе реальную действительность — умирающих солдат и молодых парней, чьи отцы уходят и не возвращаются. Вот это я и хочу предотвратить. Скажи мне, кто тебя послал?
Олбрайт облизнул пересохшие губы.
— Нет, ни за что.
— Пытки — вещь плохая, парень, но я знаю, что они хорошо развязывают язык.
Глаза Олбрайта расширились, но он упрямо молчал.
Остин пожал плечами:
— Подумай над этим. Я поговорю с тобой позже. Идемте, мисс Клеменс.
Остин жестом предложил ей следовать за ним, но через мгновение понял, что не слышит ее шагов. Он быстро обернулся. Боже милостивый! Оказалось, что она подошла к Олбрайту и положила руку ему на плечо.
— Все будет хорошо, — шептала Эванджелина. — Капитан Блэкуэлл — добрый человек, несмотря ни на что.
Сердце Остина замерло: он ждал, что Олбрайт сейчас схватит ее, сделает заложницей и потребует своего освобождения в обмен на ее безопасность.
Но парень смотрел на нее. Эванджелина же потрепала его по плечу, потом отвернулась и пошла к Остину. Тот крепко схватил ее за руку и потащил прочь.
Они поднялись наверх, где их встретило яркое солнечное утро. Свежий бодрящий бриз раздувал юбки Эванджелины и куртку Остина. Волосы девушки выбились из косы и струились на солнце, словно полоски золотистого шелка.
— Эванджелина, ты поступила необдуманно. Это было опасно. Я не для того взял тебя с собой, чтобы ты опекала его.
— А зачем же тогда?
Он отвел ее к борту, чтобы не мешать матросам, готовившим корабль к прибытию в Бостон, и тихо сказал:
— Я хотел показать тебе, насколько опасен этот список. Олбрайт мог бы убить тебя ради того, чтобы заполучить эту информацию, кто бы его ни послал. Он чуть не убил меня из-за этого. Дважды.
— Так это он напал на тебя с ножом?
— Да, он. Для него слова «предатель» и «лоялист» — это как черное и белое, славные слова, за которые можно и погибнуть. Я видел, как люди умирали. И не хочу увидеть это снова. — Остин обвел взглядом горизонт, где можно уже было рассмотреть темную полоску земли. Вытянув вперед руку, сказал: — Вот это — Кейп[8]. А там, в его северной части, будет твой новый дом.
Эванджелина посмотрела в указанную сторону:
— Так близко?..
— Да, очень: Я доставлю тебя в мой дом, как только мы причалим. Мы поженимся после того, как я покончу с делами, связанными с рейсом.
— Нет-нет!
Ветер посвистывал в такелаже, завывая в туго натянутых канатах. На корме лейтенант Осборн отдавал приказы матросам, спешившим подготовить корабль к причаливанию.
