— Они старые знакомые, — быстро вмешалась Рене — она находила, что ее свекровь уж слишком резка. — Она ему однажды помогла кое-что купить для сестры.
— А он в благодарность подарил мне это платье, — добавила Чармиэн.
Мадам только взметнула брови; она знала цену созданиям Себастьена и сочла это невероятным.
— Вот как? — переспросила она. — Довольно щедрый дар.
Чармиэн была вынуждена прикусить язык.
— Одно-два платья для Алекса пустяки, — попыталась смягчить ситуацию Рене, — и я думаю, девушка его заслужила.
В попытке сменить тему и отвлечь старую даму Чармиэн спросила:
— А что, все греки столь… деспотичны?
— Точно не скажу, — ответила Рене, — но я знаю, что они мстительны и ревнивы. А кроме того, гостеприимны и великодушны. Это земля, где мужчины главенствуют. Хотя и женщины недавно завоевали право голоса. Думаю, Алекс до сих пор возмущен этим. Он, конечно, считает, что женщина должна занимать подчиненное положение. Его сестра живет на острове в уединении, поджидая удачного замужества, которое, разумеется, должно заслужить его одобрение.
— Да, я догадывалась, что это выглядит именно так, — отозвалась Чармиэн, — но то, что вы рассказали, — грустно.
— В Греции это до сих пор общепринято, особенно в сельской местности. Кроме того, большое значение имеет приданое — от девушек ожидают некоего вклада в семью мужа, не обязательно большого. Но хорошо обеспеченны невесты имеют больше поклонников.
Чармиэн мотала на ус и с усмешкой думала, что вдовушка Алекса может считаться в силу своих доходов подходящей для него партией.
— Вы, дорогая, неплохо информированы, — заметила пожилая дама.
— Леон устроил мне в Греции медовый месяц, — напомнила Рене; это был один из ее свадебных подарков.
— А теперь вы собираетесь посмотреть на этот сказочный отель — последнюю игрушку мистера Димитриу, — не унималась мадам Себастьен-старшая. — Но лучше бы вы при этом оставили Чармиэн в покое. Она еще слишком молода и впечатлительна и может растеряться на романтическом острове, где командует этот красавец.
Чармиэн вспыхнула; пожилая дама совершенно определенно высказала свое мнение, что она пала жертвой чар Алекса. Однако сама девушка чувствовала, что ее восторгу поубавилось. Он еще раз поразил ее своим цинизмом.
— Вовсе я не так впечатлительна, — ответила она с достоинством, — и могу о себе позаботиться. Да и вообще, рано говорить о моей поездке на остров.
— Ничего еще по этому поводу не решено, — поспешила подтвердить Рене, и перешла к обсуждению других дел.
Сославшись на головную боль, Чармиэн заторопилась к себе — но несколько опоздала, так как Алекс и Леон уже поднимались ей навстречу по лестнице.
— Вы так рано собираетесь спать? — поинтересовался Леон.
— Да, мсье. Я немного устала, доброй ночи, господа.
Приняв величественный вид, она стала спускаться по лестнице, чувствуя, что они смотрят ей вслед. Она свернула за угол, и тут чья-то рука коснулась ее плеча — Алекс неслышно настиг ее.
— Это смешно, — произнес он, — я уверен, вы никогда не ложитесь так рано, тем более здесь. А я-то надеялся, вы мне покажете розы при луне.
Он опустил руку, даже в темноте было видно, как блестят его глаза.
— Мадам Себастьен знает о розах побольше моего, — ответила она, — да и луны, по-моему, сегодня не видно.
— Да есть, есть там луна. Она всегда оказывается очень кстати, а что касается почтенной дамы, то я бы предпочел гида помоложе. И хотя вы выглядите божественно в этом платье, я думаю, лунный свет еще украсит вас, а я большой знаток в этих делах. Почему бы нам не прогуляться перед сном? — Он говорил мягко, но, пожалуй, слишком настойчиво. Чармиэн была вынуждена собрать все свои силы, чтобы противиться ему, — искушение было слишком велико.
— Да забудьте о платье, — отрезала она, — я так и знала, что мне не следовало его надевать!
— Жаль. Я думал, вы хотели порадовать меня.
Вот этого-то она больше всего и боялась!
— Я надела его потому, что это мое единственное вечернее платье, — призналась она откровенно.
— До чего же вы честны, Чармиэн! Не многие девушки упустили бы возможность сказать мне приятное.
— Да почему это я должна говорить вам приятное?
— По многим причинам. Ну, во-первых, я бы мог повлиять на Леона, чтобы он послал вас на Ираклию.
До чего же он низкого мнения о женщинах!
— Вы, конечно, считаете, что мне очень хотелось бы поехать, — усмехнулась она.
— А разве не так?
— Насколько я понимаю, пока еще ничего не решено, — ушла она от прямого ответа. А ведь как бы ей хотелось побывать там.
— Но мы уже все обговорили с Леоном.
Она опять была беспомощна перед ним.
— Вы говорили и о моей поездке?
— Ну, в моей затее вам отведена определенная роль, и он не будет портить мне удовольствие.
— Вот как! — Ей было очень неуютно. — Все же, думаю, вам бы лучше вернуться к ним.
— Всему свое время.
Они замолчали, он пытался рассмотреть выражение ее лица. Потом мягко спросил:
— Вы что, боитесь меня, Чармиэн? И потому, не хотите пойти со мной в сад?
— Не боюсь ни в малейшей степени, — солгала она, — но… мадам… что-то такое говорила за обедом. Она полагает… — Тут она замялась, вглядываясь в его лицо перед собой. Не в силах продолжать, она теребила край платья, благо Леон этого не видел.
— Представляю, — протянул он, — что может померещиться добродетельной англичанке. Да какая разница! Ведь и вы, и я знаем, что между нами ничего не было! Кроме того поцелуя.
— Мистер Димитриу, вам кажется, нравится докучать мне, — заявила она, выведенная из себя. — Мне это надоело.
И она напряглась в ожидании очередной его вспышки ярости.
— Я думал, что совершенно ясно дал понять вам, что не собираюсь докучать, как вы выразились, — пояснил он ледяным тоном, — просто я хотел предложить вам прогуляться, поскольку мне показалось, что вам наскучили эти Себастьены. Спокойной ночи, мадемуазель.
Он скрылся в темноте, а Чармиэн почувствовала себя дурой. Последние слова Алекса были совершенно для нее неожиданными. Она едва могла поверить своим ушам. Как мог он почувствовать ее одиночество в этой семье — он, который, по ее мнению, никогда не обращал внимания на окружающих? Он явно пытался облегчить ее положение, а она его оттолкнула.
Она импульсивно двинулась за ним с намерением извиниться и поблагодарить за участие, но, завернув за угол, поняла, что уже слишком поздно. Увидев, как за ним закрывается дверь гостиной, она остановилась: там ведь Себастьены, не объясняться же при них. Лучше, пожалуй, оставить все как есть. Пусть думает, что она неверно его поняла.
Она прошла в свою комнату и медленно разделась. Натянув ночную рубашку, отдернула занавески и выглянула в окно. Он был прав, луна ярко светила, и чудный аромат роз доносился из сада. Прямо под ее окном была терраса в окружении розовых кустов.
Она не ложилась, выключила свет и осталась у открытого окна в серебристом лунном свете — она испытывала сожаление. Это чувство последнее время стало часто посещать её: «В конце концов, что я
