потеряла? Дать ему повод наслаждаться еще одной победой? Он обращается со мной как с ребенком. Я благоразумная молодая женщина, собирающаяся попробовать свои силы в парижском доме моделей. И нечего распускаться, все это от безделья. Надо будет завтра попросить мадам Себастьен дать мне какую- нибудь работу в саду».
Приняв столь здравое решение, она отправилась было в постель, но тут ее внимание привлекли смех и голоса. На террасу вышли Себастьены со своим гостем; Чармиэн была довольна, что они не могут ее видеть. Пусть думают, что она спит. Хотя они, наверное, и не вспоминают о ней.
Леон и Рене шли рука об руку, а мадам опиралась на руку Алекса, голова которого склонилась в ее сторону. Видно, разговор их был очень оживленным — он искренне смеялся. Он, очевидно, находил ее общество приятным, несмотря на разницу в возрасте.
Чармиэн вздохнула, задернула шторы и включила ночник; Алекс уже забыл про нее.
Наутро она проснулась поздно. Когда молоденькая девушка принесла ей чай — обычай, введенный первой английской владелицей замка, — Чармиэн услышала голоса под окном, звук закрывающейся дверцы машины и рокот мотора.
— Мсье Димитриу уехал в Париж, — сказала горничная.
Чармиэн так и не поняла, испытала она облегчение или разочарование.
Глава 4
— Девушки, выше головы! Представьте себя павлинами, гордо распускающими свой великолепный хвост! Выше подбородки, выше головы!
«Парад павлинов» подумала Чармиэн, послушно поднимая голову вместе с другими девушками. Наверное, некоторые из них станут манекенщицами под руководством опытных наставников, но пока эти павлины были без хвостов, одетые в скромные трико.
Леон сдержал слово, и нынешняя работа Чармиэн была очень напряженной. Девушка работала больше, чем любая из ее соседок по Модельному Дому Себастьена.
Месяцы, прошедшие после «Шатовьё», были столь насыщенными, что воспоминания об Александросе Димитриу почти полностью изгладились из ее памяти. По рекомендации Леона Чармиэн взяли пансионеркой, и хозяйка, мадам Дюбоне, рассказала ей, как гордится тем, что некогда Рене тоже жила здесь. Она поведала, как протекал роман юной Рене и мэтра Себастьена.
— Это была наша лучшая модель, — сообщила она Чармиэн по-английски с сильным акцентом, — а вы, мадемуазель, тоже будете манекенщицей?
— Надеюсь, стать, в конце концов, но пока я занимаюсь чем придется.
И это было правдой. Она разносила бумаги по рабочим помещениям салона, примерочным. Работала в ателье Леона. Выдавала одежду продавцам для показа клиентам, держала наготове булавки при примерках, составляла перечни различных требуемых аксессуаров и даже помогала подшивать платья перегруженным работой портнихам.
Изредка Леон призывал ее к себе, когда работал над новым нарядом для Альтеи Димитриу, — он любил работать на живой фигуре. Но эти встречи всегда были очень формальными.
— Вам с ней нужны разные цвета, — говорил он, — мадемуазель Димитриу темноволосая и этакая знойная, ей идут яркие, сочные краски, а вам скорее подходят пастельные тона.
Он показал ей цветное фото Альтеи Димитриу — на снимке была девушка, очень похожая на своего брата, те же правильные черты лица, темные волосы и золотистые глаза. Своенравное и красивое лицо, подумалось Чармиэн, этой женщине вряд ли можно диктовать свою волю. Удивительно, что Алексу это удается.
К ее дню рождения, который должен был отмечаться в Афинах, Леон готовил особенное платье. Материал был пурпурно-синий; Леон объяснил, что вдохновился гомеровским описанием моря и назвал туалет «Марина». Он также начал работу над новой коллекцией, но не предполагал участия в показе Чармиэн, да она и не надеялась на это. Еще не подошло ее время, но девушка мечтала о своем дебюте, присутствуя на репетициях моделей. Сможет ли она когда-нибудь с таким же самообладанием пройти по подиуму? Практикуясь перед купленным по случаю зеркалом в своей скромной спаленке, она чувствовала, что ей чего-то недостает. Леон со всем своим богатым опытом это, конечно, понимает. Может, этот «парад павлинов» все же не для нее.
Начали поговаривать о возможной поездке на остров Ираклия — это должно было произойти в конце весны. Первые желающие уже резервировали места на празднике открытия отеля, который широко рекламировался и вызывал значительный интерес среди манекенщиц, было много споров о том, кого из них отберут для поездки Ивонн, чрезвычайно популярная модель среди себастьеновской клиентуры, разумеется, должна была участвовать. Никто, не носил наряды элегантнее, чем она. Были шансы и у пикантной блондинки Дезире, которая нравилась Леону.
Все так хотели поехать не только из-за греческой островной романтики не только потому, что отель являл собой образец современной роскоши, но и потому, что владелец его был сказочно богат, красив и не связан постоянными узами, а значит, представлял особый интерес для предприимчивых красоток.
Слушая все эти пересуды, Чармиэн с горечью вспоминала просьбы Алекса о ее собственном участии. Действительно ли он хотел этого?
На Рождество она ездила домой — буквально на несколько дней — и, к своему разочарованию, увидела, что ее семейство практически не интересуется ее делами. Для них заведение Себастьена было просто еще одним магазином, а чем она там занимается — не так уж важно. Сестра ее стала невестой весьма посредственного молодого человека, и родители были озабочены больше предстоящей свадьбой, нежели работой Чармиэн.
— Не могу понять, почему тебе хочется жить в Париже, — ворчала мать. — Что там такого, чего нет в Лондоне? Лишь бы только тебя не охомутал француз они плохие мужья.
— Ты ничего о них не знаешь, — отвечала Чармиэн, вспоминая Леона, — ты ведь даже с ними ни разу не встречалась.
— Иностранцы такие проныры, — глубокомысленно заявил отец, — не будь дурой и не верь им.
Чармиэн усмехнулась про себя — последнее ведь можно было отнести к Алексу!
Вернувшись в Париж, она полностью отдалась последним приготовлениям к показу коллекции и так уставала, что просто валилась с ног. Затем волнение первых дней показа улеглось, шоу пролетело в восторженном полусне, и работа салона вернулась к нормальному ритму.
Погода испортилась. Однажды холодным, мрачным утром Чармиэн пришла в гардеробную, чтобы поменять платье манекенщице. В тот день все шло наперекосяк, нервы были напряжены — особенно у Дезире, которая уже устала без конца менять одежду.
Она медленно раздевалась с помощью ассистентки, ругаясь вполголоса и намеренно игнорируя Чармиэн, к которой относилась свысока, Чармиэн с тоской смотрела на нее, размышляя о том, придет ли когда-нибудь время для нее самой облачиться в подобный наряд.
Тут подоспела женщина с бальным платьем для Альтеи в руках. Она обратилась к Чармиэн:
— Все вас ищут, быстро переодевайтесь, вас уже ждут в ателье.
— Меня? — поразилась девушка.
— Это какая-то ошибка, наверное, — покривилась Дезире. — Она привыкла видеть Чармиэн в униформе служащей.
— Нет, — отрезала женщина — она все еще не могла отдышаться. — Поспешите, — приказала она и махнула рукой гардеробщице, чтобы та помогла.
Чармиэн нехотя разделась под презрительным взглядом Дезире; когда она надевала новое белье, та спросила нагло:
— А кто же отнесет мое платье наверх?
— Успеется, — бросила гардеробщица, подталкивая Чармиэн к зеркалу. Она умело уложил длинные
