настроении, и еда была великолепной.
С этого момента я знал точно: преодолеть сопротивление могут только факты.
Глава 45
Моя первая публичная лекция. — Профессиональный иллюзионист получает убедительное доказательство. — Редактор и издатель приезжают из Фрейбурга. — Подготовка ко второй пресс- конференции и ее успех. — Суровое испытание в
Нордхейме.
Друзья попросили меня прочитать лекцию в Стокгольме. Лекция состоялась, за ней последовала всеобщая свободная дискуссия. Было задано много вопросов. Один тип изо всех сил старался загнать меня в угол. Это вызвало дискуссию, в которой присутствовавшие приняли живое участие. В конце концов, воинственный джентльмен прекратил допрос.
Через несколько дней мне позвонил человек, попросивший о встрече со мной. Он хотел сообщить мне что-то важное по поводу моих записей.
Когда он появился у меня дома, я сразу узнал в нем того, кто подверг меня допросу. Его звали Джон Линделл, и он был иллюзионистом. То, что он сообщил мне, было крайне интересным. Специально для моей лекции Линделл купил миниатюрный магнитофон, который он тайком держал на коленях. На лацкане пиджака он как цветок закрепил крошечный микрофон. Он сделал это с намерением разоблачить меня как мошенника. Когда дома он прослушал свои записи, то внезапно обнаружил поющий женский голос, который комментировал мою лекцию по-немецки и по-шведски.
Самым интересным было то, что женский голос заговорил в тот момент, когда я начал рассказывать о помощи, которую оказывала мне Лена. Голос пел: Слушай — слушай контакт, в Моэлнбо светит солнце». Я сделал копию этой записи. Линделл казался очень взволнованным. Он считал происходившее настоящей сенсацией, хотя его самого это приводило в замешательство.
«Я хотел разоблачить обман., - признался он, — но Лена меня опередила, и Вы только взгляните., - он указал на окно, — сегодня в Моэлнбо действительно светит солнце, хотя до этого несколько недель шел дождь.».
В марте ко мне приехали два гостя из Фрейбурга/Брейзгау в Германии. Кирнер из издательства «Герман Бауэр» и Гейслер, представлявший журнал «Ди андере вельт» («Другой мир»).
Результат их визита в Нисунд: мы провели несколько записей через микрофон и радио, о чем были опубликованы две подробные статьи в выпусках за март и апрель 1964 года. Я хотел бы добавить, что Кирнер и Гейслер очень открытые, объективные и любезные люди. Я глубоко убежден, что их участие в нетрадиционных исследованиях имеет очень большое значение для Германии и других немецкоязычных стран.
После того, как моя книга была опубликована в Швеции, я получил короткую передышку. За это время я написал серию статей о втором «Последнем дне Помпеи». Раскопанные части города в последние годы начали зарастать буйными сорняками. Треть античного города уже превратилась в джунгли, которые разрушили множество фресок и мозаичных полов.
Мои статьи вызвали интерес общественности, и Шведское телевидение предложило мне создать небольшой документальный фильм о Помпеи.
Летом у меня были гости из Америки — президент Парапсихологического общества Северной Каролины В.Г. Ролл с женой. Мы вместе провели несколько сеансов. Настроение было спокойным и радостным, и нам удалось сделать несколько очень четких и большей частью юмористических записей.
Тем временем, профессор Бендер обратился к нескольким известным немецким физикам и специалистам по акустике. Ему удалось организовать в Нордхейме группу ученых с участием представителя Института им. Макса Планка.
Я пригласил в Нисунд Ирмгард Керстен и ее сына Арно. Мы не виделись с апреля 1960 года, когда умер ее муж.
Я проиграл первую запись голоса Феликса. Она поняла текст, но попросила более громких записей. Тогда я продемонстрировал монолог Гитлера, который они поняли до последнего слова.
Потом я поставил пленку Стенсона, не сказав, что именно собираюсь проиграть, однако когда Феликс дважды позвал меня по имени, они соскочили со своих мест и взволнованно закричали: «Это папа, папа!»
Позже госпожа Керстен написала мне письмо, в котором подтвердила, что действительно слышала голос своего мужа на пленке. Она также согласилась принять участие в предстоящей пресс-конференции в Нисунде. На эту конференцию, которая должна была состояться 12 июня 1964 года в Нисунде, я также пригласил госпожу Фальк. В этот раз мы провели специальную техническую подготовку. Мой друг инженер Тернквист установил в помещении два громкоговорителя и подсоединил к моему магнитофону высокочувствительный фильтр. У Тернквиста был необычайно тонкий слух. Хотя ему было за сорок, он мог различать звуки до 20,000 герц.
В этот раз снова присутствовало около 40 журналистов, но какая разница по сравнению с прошлым разом! Я больше не был в одиночестве. Рядом со мной сидел Клод Торлин со своим магнитофоном и записями. В зале среди журналистов были госпожа Керстен, Арно Керстен и госпожа Фальк, которые мне дружески подмигивали. В зале царила доброжелательная атмосфера.
Почти все журналисты были хорошо информированы и внимательно следили за происходящим. Я начал с короткого рассказа, а затем включил магнитофон, выбрав записи, которые были сделаны в присутствии известных ученых и надежных свидетелей.
После того, как госпожа Керстен и госпожа Фальк спонтанно и с глубокой убежденностью высказали свое мнение, я проиграл через громкоговорители соответствующие записи, и последние сомнения журналистов, похоже, рассеялись.
Когда Клод Торлин встал и начал свою презентацию, в зале царила полная тишина. Просто и доходчиво он рассказал о том, как впервые по чистой случайности услышал голоса и как он, постепенно преодолевая собственный скептицизм, начал шаг за шагом получать новые и новые сообщения. Когда он начал проигрывать записи, и мы поочередно стали представлять голоса, конференция, казалось, достигла кульминационного пункта. Но в запасе было еще несколько сюрпризов.
Итальянский и шведский журналисты предложили провести запись. Я согласился, хотя и со смешанными чувствами. Меня беспокоило, и я заявил об этом открыто, что при таком количестве присутствующих объективный контроль над записью практически невозможен. Я также сомневался, сможем ли мы соблюдать тишину. Кроме того, я не был уверен, решатся ли мои друзья с той стороны на то, чтобы появиться так внезапно. Журналисты пообещали сидеть тихо и не разговаривать наперебой.
Проигрывая пленку, мы услышали мужской голос, который во время короткой паузы произнес: «Элна. работа.». Госпожа Фальк взяла слово. Она была взволнована, в глазах у нее стояли слезы. «Это был Арне, мой покойный муж. меня зовут Элна!»
Журналисты настаивали на новых записях.
И тогда заговорил женский голос по-немецки: «Слушай. контакт!..».
В зале поднялся шум, и я предложил включить радио, чтобы аудитория не создавала акустический помех для записи.
Таким образом, мы получили две записи, которые слышал каждый из присутствующих. Первый голос принадлежал пожилому мужчине, который немного приглушенно и монотонно произнес: «Слушай мертвых на пресс- конференции…Мы обращаемся к Моэлнбо». После этого запел чистый женский голос. Сначала нам показалось, что мы слышим радиопередачу, но прислушавшись более внимательно, смогли разобрать текст на немецком и шведском языках: «Малыш Клод, Фредди. слушайте Лену по радио!»
Слова «радио» и «Лена» слились в одно. Я часто получал такие «синхронизированные» сокращения, например, «аппарадио» вместо «аппарат» и «радио», или «Моэлнбо» вместо «Мое1пЬо-Ьго» (мост). Пресс-конференция закончилась около полуночи. На следующий день газеты опубликовали серию необычно объективных и лояльных репортажей.
