Ригмор, то поиск убийцы был делом полиции.
Моя задача в этих контактах состояла в том, чтобы укрепить мост, а не в том, чтобы действовать в роли бюро криминальной информации. Если окажется, что Ригмор умерла насильственной смертью, то ей понадобится время, чтобы отойти от шока. Я знаю по опыту, что даже люди, умершие от болезни, в начальном периоде после смерти находятся в растерянном состоянии и должны преодолеть трудности, связанные с переориентацией.
Я чувствовал, что в этом случае должен действовать очень объективно. Голос Ригмор имел характерный теплый тембр, и она говорила с местным акцентом. Я был уверен, что узнаю ее голос. Однако чтобы исключить возможные ошибки и самообман, я решил скопировать все записи с голосом Ригмор, сделанные во время ее визитов к нам. Я сделал это в хронологическом порядке и постарался усилить ее голос для большей четкости звука. Это дало мне реальную основу для сравнения, на которую я мог опираться.
Где-то 6 октября 1966 года я с некоторыми колебаниями начал пытаться установить контакт в надежде, что моя помощница Лена даст мне какие-то указания. Я должен подчеркнуть, что к тому моменту еще не было известно, мертва ли Ригмор или она ушла из дома по какой-то причине.
Сначала я попытался связаться с Леной следующим образом: Я задавал вопросы через микрофон, установив скорость 7 % дюйма в секунду, т. е.19 см/сек. После записи вопроса я переключал скорость на 3 % дюйма в секунду, т. е. 9,5 см/сек. и слушал ответ Лены. Я знал по опыту, что Лена говорит шепотом и дает ответы или поспешно или иногда в растянутой манере. Было очевидно, что Лена использует определенные частоты моего голоса и внешних шумов. Она делала это мастерски, принимая во внимание некоторое удлинение временных рамок, происходящее в результате переключения на более медленную скорость в 3 % дюйма в секунду.
Когда я в первый раз задал вопрос о судьбе Ригмор, то при проигрывании пленки как обычно ожидал услышать шепот Лены, то есть я сосредоточился на определенных шипящих звуках, не обращая внимания на другие. К моему большому удивлению, в тот момент я не получил никакого прямого ответа, за исключением фразы, произнесенной шепотом: «Сегодня вечером по радио.».
Несколько разочарованный, я решил возобновить контакт вечером. Состояние мое было довольно напряженным. Дело еще не было раскрыто, и оставалась возможность того, что несчастная девушка жива. Именно эта мучительная неуверенность мешала мне слушать запись объективно. Поэтому получилось так, что в тот момент я пропустил ясные ответы на свои вопросы. Лишь спустя полгода я обнаружил то, что пропустил мимо ушей тогда в Помпеи. Произошло это так.
Так как раскопки были отложены по различным техническим причинам, я решил посвятить все свободное время тщательному расследованию дела Ригмор.
В это время Флоренция и вся северная часть Италии подверглись разрушительным наводнениям, а в южной части Италии прошли сильные грозы. Я взял на время большой магнитофон, и когда гроза прекратилась, проиграл записи июня 1966 года. При этом я постарался быть совершенно объективным. Я прослушивал пленку дюйм за дюймом, так как если бы никогда ее не слышал. Такой психологической установки достигнуть нетрудно, так как все детали вспомнить невозможно.
Я скопировал все записи, имеющие отношение к Ригмор на двух дорожках большой бобины в 540 метров.
У меня было много времени, и я находился в состоянии полной гармонии. Кроме того, я хорошо отдохнул, и мог посвятить все внимание проверке записи.
Как уже говорилось, в самом начале появился шепот Лены: «Сегодня вечером по радио.».
Но прежде чем я закончил задавать свой вопрос Лене, произошло самое главное — ясный мужской голос быстро, но твердо сказал: «Ригмор мертва!» Голос, напоминавший Феликса Керстена, говорил, а не шептал.
Лишь в редких случаях со мной происходило такое, что голоса, записанные на нормальной скорости, звучали так же четко при переключении на более медленную скорость 9,5 см/сек. Это необычайно любопытное явление, потому что если вы примите во внимание, что запись была сделана на скорости 19 см/сек., и все голоса, записанные вместе с моими вопросами, автоматически должны были бы опуститься на целую октаву после переключения на скорость 9,5 см/сек. Однако мужской голос, сказавший: «Ригмор мертва!», говорил нормальным тоном, так как будто изначально был записан на скорости 9,5 см/сек., что технически совершенно невозможно.
Однако голос был, и его мог услышать каждый. Тем не менее, в момент записи я его пропустил из-за спешки и недостаточной концентрации.
11 июня 1966 года, через 11 дней после исчезновения Ригмор несколько молодых людей во время тренировки нашли ее тело в лесу. Рано утром на следующий день мне позвонил Берндт Андерсон. Как-то внутренне я был готов к этому звонку. Берндт был немногословен. Он представился и замолчал. Я ответил, что ждал его звонка, что уже начал налаживать контакт и постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы связь установилась. Потом я пригласил его навестить меня в Нисунде. Берндт согласился, добавив: «Но только после похорон».
То, что осталось невысказанным во время этого краткого разговора, дало мне понять, насколько важен для скорбящего человека контакт с ушедшим. Особенно в случае с Берндтом только личный контакт с умершей мог облегчить его страдание.
Я знал по собственному опыту, что связь можно установить, но нельзя форсировать. Моей задачей сейчас было наладить и укрепить контакт с большим терпением и настойчивостью, насколько это было возможно. Иными словами я должен был нащупать путь во тьме и найти подходящее средство, с помощью которого можно было бы осуществить желаемый контакт.
В тот же вечер я включил радио и начал, как обычно проверять все частоты. Как я уже упоминал, этот процесс не может быть успешным без помощи ассистента с другой стороны. Так как я зависел от поддержки Лены, то должен был сначала установить связь с ней и правильно понять ее торопливый шепот. Я должен признать, что несмотря на свой восьмилетний опыт, я не всегда могу сразу понять слова Лены, не испытывая при этом сомнений.
Конечно, и у Лены возникает много технических проблем не только из-за электромагнитных помех, но и из-за других факторов, которые мне до сих пор неизвестны. Один лишь факт, что время от времени Лена может говорить ясно и четко, а в других случаях буквально «выбрасывает» свои сообщения в виде поспешных и отрывочных слов и фраз, говорит сам за себя. У меня часто создавалось впечатление, что наши временные рамки, измеряемые секундами, имеют решающее значение для умерших, даже если желаемый контакт был установлен. Кажется, что все находятся в крайней спешке, словно стремятся скорее использовать временное окно. Это подобно тому, чтобы прокричать приветствие другу из движущегося автомобиля.
Эти контакты представляют собой наилучшее доказательство, это «прямые попадания», не требующие дополнительных комментариев. Такие сообщения не только приносят с собой свежее дыхание вечности, они адресованы самим бессмертием.
Вечером после звонка Берндта Андерсона я сидел у радиоприемника, когда внезапно включилась Лена и быстро и настойчиво крикнула: «Поддерживай контакт!»
Я немедленно включил магнитофон, отрегулировал его и стал прислушиваться к звукам в эфире.
Здесь я хотел бы подчеркнуть следующее: даже если прием четкий, только часть сообщения можно понять сразу.
Этот процесс не просто происходит очень быстро. В большинстве случаев приходится преодолевать статические и атмосферные помехи, которые сбивают с толку нетренированный слух. Только после того как запись завершена, можно провести объективный и тщательный контроль. Это может занять много времени, даже если прием был четким.
Короче, вот результат моей записи. К счастью, в то время атмосферных помех не было. Слышен был лишь характерный шипящий звук, который почти всегда появляется при прямых контактах. Затем раздался настойчивый призыв Лены: «Лена, Лена! — Установи контакт — радарный контакт!..»
В течение некоторого времени в эфире царила тишина. Затем откуда — то издалека
- я не могу выразить это более точно — раздался женский голос, который пел, или точнее, формировался из звенящего звука, внезапно превращающегося в ясный текст, который произносился
