17
В центре мы свернули на автомагистраль и двинулись на запад, в сторону Малибу. Я сидел сзади, положив компьютер на откидной столик. Пока он загружался, я рассказал Хенсону о своей работе.
— Кабинета у меня нет уже лет двенадцать, с тех пор как ушел с госслужбы. Сейчас мой офис — автомобиль. У меня есть еще два «линкольна», точь-в-точь как этот. Пользуюсь ими по очереди. В каждом имеются факс, принтер и беспроводная связь. Все, что люди обычно делают в офисе, я могу делать по дороге. В округе Лос-Анджелес более сорока судебных зданий. Быть мобильным — лучший способ вести бизнес.
— Круто, — кивнул Патрик. — Я тоже не люблю офисы.
— И правильно делаешь. Мало воздуха.
Компьютер загрузился. Я открыл файл с шаблонами документов и стал составлять ходатайство о досудебном исследовании доказательств.
— Я как раз работаю над твоим делом, Патрик.
Он взглянул в зеркальце заднего обзора.
— То есть?
— Просмотрев твои материалы, я решил сделать одну вещь, которую упустил Винсент. Полагаю, она нам поможет.
— Что именно?
— Надо провести независимую экспертизу украденного ожерелья. Его оценили в двадцать пять тысяч, что попадает в категорию крупных краж. Но можно оспорить правильность оценки.
— Выходит, если бриллианты фальшивые, это уже мелкая кража?
— Да. Но я подумал о другом.
— О чем?
Я достал из сумки папку и полистал ее в поисках фамилии.
— Ответь мне на один вопрос, Патрик. Что ты делал в том доме, где произошла кража?
Он пожал плечами.
— Встречался с младшей дочерью хозяйки. Мы познакомились на пляже, я давал ей уроки серфинга. Потом у нас было несколько свиданий, мы гуляли вместе. Как-то у них в доме устроили вечеринку в честь дня рождения, меня тоже пригласили, и там мать подарила дочке ожерелье.
— Ты знал, что оно дорогое?
— Да, отец сообщил, что в нем бриллианты. Он очень гордился подарком.
— И придя в дом в следующий раз, ты украл ожерелье.
Хенсон промолчал.
— Это не вопрос, Патрик, а факт. Я твой адвокат, и мы должны обсудить детали. Но не вздумай мне врать, иначе я не стану защищать тебя.
— Ладно.
— Значит, придя в дом в следующий раз, ты украл ожерелье?
— Да.
— Расскажи мне об этом.
— Мы находились у бассейна, и я сказал, что мне надо в туалет, а сам хотел найти аптечку. Меня мучила боль. В туалете аптечки не оказалось, и я поднялся наверх. Там лежала коробочка для драгоценностей, я заглянул в нее и увидел ожерелье. Ну… и взял его.
Он сокрушенно покачал головой, и я догадался, о чем он думает. Ему было стыдно — стыдно за все, что натворил. Я сам побывал в его шкуре и знал, что на трезвую голову смотреть в свое прошлое порой так же жутко, как и в будущее.
— Все нормально, Патрик. Спасибо за честность. Что тебе сказали в ломбарде?
— Оценщик заявил, что даст мне только четыре сотни, поскольку цепь золотая, а бриллианты фальшивые. Я обозвал его идиотом, но что я мог поделать? Забрал деньги и поехал в «Тиджей». Мне нужны были таблетки, поэтому я взял то, что дали. История так выбила меня из колеи, что мне было все равно.
— Как зовут девушку? В досье нет сведений.
— Мандолина — как музыкальный инструмент. Родители называют ее Мэнди.
— Ты встречался с ней после ареста?
— Нет, какое там. Мы расстались.
Я заметил в его глазах уныние и боль.
— Дурак, — пробормотал Хенсон. — Я вел себя очень глупо.
Помолчав немного, я достал из кармана полароидный снимок. Протянув его через сиденье, я постучал им по плечу Патрика.
— Посмотри.
Он взял фото и положил его перед собой на руль, чтобы разглядеть получше.
— О Боже, что с вами случилось? — спросил он.
— Я споткнулся о порог дома и расквасил себе лицо. Сломал нос и зуб, чуть не раскроил череп. В «неотложке» мне сделали снимок на память.
— На память? О чем?
— За минуту до падения я вышел из машины, на которой вез свою одиннадцатилетнюю дочь. В то время я ежедневно принимал по триста двадцать миллиграмм оксиконтина. Собственно, с этого начиналось мое утро, вернее, день, потому что вставал я к обеду.
Я помолчал, чтобы он как следует усвоил информацию.
— Ты говоришь, что сделал глупость, Патрик? А как назвать то, что я вез свою дочку, по уши нагрузившись героином? — Я покачал головой. — С прошлым ничего нельзя поделать, Патрик. Его надо просто помнить.
Хенсон внимательно смотрел на меня в зеркало.
— Я собираюсь помочь тебе в суде, — продолжил я. — Но остальное зависит от тебя. Тебе будет очень нелегко. Впрочем, ты уже понял.
Он кивнул.
— Так или иначе, я вижу в твоем деле луч надежды. Нечто такое, чего не видел Джерри Винсент.
— И что же?
— Ожерелье жертвы было куплено ее мужем. Его зовут Роджер Воглер, он поддерживает избирательные кампании многих важных людей в нашем округе.
— Ну да, он крутой политикан. Мандолина мне рассказывала. Устраивает благотворительные акции и все такое.
— Если бриллианты в ожерелье — подделка, то Воглер не захочет доводить дело до суда. Особенно если его жена не в курсе.
— Но как он это сделает?
— Воглер — спонсор. На его деньги избраны по меньшей мере четыре члена окружного совета. Окружной совет контролирует бюджет окружной прокуратуры. А прокуратура занимается твоим делом. Как видишь, все взаимосвязано. Если Воглер решит вмешаться, то можно не сомневаться, что у него все получится.
Хенсон кивнул. Он тоже увидел луч надежды.
— Ходатайство, которое я сейчас составляю, позволит нам пригласить независимого эксперта и провести оценку вещественных доказательств — точнее, ожерелья. Слово «оценка» иногда способно творить чудеса. Все, что нам останется, это сидеть и ждать последствий.
— Мы поедем в суд и подадим ходатайство?
— Нет, я напишу его на компьютере и отправлю по электронной почте.
— Круто!
