'Я сплю или мне это кажется? Вместо собственных, так заботливо уложенных костюмов, рубашек, ботинок — тащу что-то жуткое'.
Что-то? Что-то, что было чем-то или кем-то — и пугало его до отвращения.
Двадцать восьмой этаж. Лифт остановился. Аль почему-то вспомнил, как при выходе из здания аэропорта фотоэлемент дверей не отреагировал на скульптуру у него в руках, и ему пришлось ткнуть в двери ногой, чтобы они раздвинулись. Решил проверить, как будут реагировать на воина двери лифта. Никак. Тяжёлую, твёрдую, как металл, скульптуру фотоэлементы не замечали, будто она была из паутины. Аль шагнул вперёд, держа скульптуру за спиной: двери выпустили его на этаж и с силой сомкнулись на чёрной скалящейся голове, так что посыпались белые зубы. Должен был, как в аэропорту, толкнуть двери ногой, чтобы освободить скульптуру из капкана и собрать осколки слоновой кости в карман. Когда шёл по коридору, почувствовал, что на лбу у него выступили капли пота.
В комнате поставил скульптуру на столик в углу и снял плащ и пиджак. Что-то не давало ему покоя. Посмотрел в угол: керамическая ваза на столике рядом с чёрным воином отбрасывала на стену тень, как и любой другой предмет на её месте. Но у скульптуры тени не было!
Вернулся к выключателю и погасил свет: в комнате стало темно, но в углу, на столике светился африканский воин. Отблески с улицы? Нет, жалюзи плотно закрыты. Аль гасил и зажигал свет раз десять подряд. Потом с размаху сел на кровать и допил виски. Вытащил из кармана брюк обломки зубов и швырнул в чёрную, свирепую физиономию. Потом включил телевизор, бездумно переключал каналы, чертыхаясь на рекламу, выключил… и тогда на стене, за спиной скульптуры начался повторный телепоказ. Беззвучно, но быстро и аккуратно повторялись все эпизоды, которые мелькали только что на погасшем экране. Казались странно туманными, как будто Аль смотрел на них сквозь толщу воды.
В панике он швырнул в угол бутылку. Чёрного воина не задела, зато разбила висевшее выше зеркало. Посыпались осколки.
Аль схватил телефон на тумбочке у двери.
— Администратор? — сейчас расскажет ему обо всём.
С ужасом смотрел, как упавший на пол чёрный деревянный воин показывает рекламу зубной пасты.
— Администратор слушает.
— Нет, извините. Ошибся…
Смотрел рекламу и машинально цыкнул. Да, сегодня зубы не чистил. Хмуро посмотрел на своё лицо в осколке зеркала и оскалил зубы. Тут же поймал себя на мысли, что сходит с ума, и испугался, а воин, между тем, начал показ вестерна, который Аль смотрел ещё по ту сторону океана.
'Это сон. Это… должен быть сон! Я всё ещё лечу над Атлантикой и в полусне вижу какой-то фильм, а где-то в салоне плачет ребёнок. За окном тихо гудят двигатели самолёта'.
Вздохнул с облегчением и в первый раз улыбнулся стюардессе.
С этой улыбкой его и обнаружила горничная. Был белый, как мел, бледный до прозрачности. Всё ещё в плаще и шляпе сидел на кровати и выглядел, как включённый телевизор, когда уже нет никаких передач. Вызванный администратор с тревогой потряс его за плечо, и он соскользнул на пол медленно и беззвучно, как будто почти ничего не весил.
— Что случилось? Что случилось? — кричала горничная.
Чёрный воин, который, устав от впечатлений вчерашнего, спал под разбитым зеркалом, открыл один глаз.
Это была Земля. Старушка Земля. Только тем и отличалась от той, другой, далёкой Земли, где жил Демид.
История четвёртая
Человеческая порядочность
Убедившись, что контакт с 'арбузом' (на полигоне его уже прозвали Полосатиком) возможен лишь на том уровне, что и с кошкой Мурёнкой, Демид по пути в город решил заехать к дяде Арнольду. У старого чудака он всегда, что называется, отдыхал душой. И получал вкуснейшее угощение.
Дядя был в своём репертуаре: несколько раз хлопнул Демида по плечам и спине. Племянник ласково смотрел на невысокого, щуплого дядю Арнольда и даже нагнулся слегка, чтобы облегчить тому выражение радости и родственной симпатии.
— Я приготовил суп, рулетики, фаршированную щуку и петуха, — сообщил дядя, направляясь мелкими шажками в дом. — Напитки выбирай сам. Но послушай, мне говорили, что ты сумеешь поймать любое чудовище, которое душа захочет.
— Умею, — Демид насторожился.
— Это хорошо, — дядя потер руки и отворил дверь. — У меня для тебя есть дело. Нужно поймать кое-кого.
— Дело? Поймать? А на что же тебе чудовище?
— Хочу его приручить.
— При… Хорошо, слушаю.
— Приручить, да. Садись за стол, — дядя указал на кресло с прямой и жёсткой спинкой, а сам сел на стул.
Демид улыбнулся. Сейчас его ожидает немалое гастрономическое удовольствие. Сам он питался полуфабрикатами, только Клео не давала ему забыть о настоящей еде. В санатории его и вовсе посадили на щадящую диету: бульончики, паровые котлетки, сметана с булочкой.
Из вежливости он всё-таки спросил дядю:
— Так что же чудовище?
— Будет и чудовище. Но сначала я расскажу тебе одну историю. О старом человеке по имени Курт. Он жил недалеко от замка графов… э-э-э… где-то у меня записано, как их звали, но это неважно.
Дядя снял крышку с кострюли, и Демид чуть не ахнул от божественного аромата лукового супа. Наполнив тарелки, дядя продолжал:
— Так вот, в замке давно уже никто не жил, и он сначала обветшал, а потом стал разрушаться. Никто туда не ходил, да и с чего бы?
Торопливо работая ложкой, Демид рассеянно кивнул.
— Но как-то старик Курт решил прогуляться, задумался по пути, поднял голову — перед ним замок. То есть, то, что осталось от замка: полуобвалившиеся коридоры, забитые досками двери и окна, потрескавшиеся стены. И этот несчастный авантюрист стал бродить по развалинам и нашел там тоннель, ну, то есть, подземный ход. Тесный, тёмный, душный. И раз уж полез в этот тоннель, то брёл по нему, пока не добрался до небольшой комнаты.
Во второй кастрюльке оказались рулетики с чесноком и зеленью. В третьей — нежнейшее картофельное пюре. А дядя не унимался:
— И что же он там увидел?! Куча золота и самоцветов, небрежно прикрытая полотнищами багрового шёлка. Уже предвкушал, как вернётся с лошадью и станет наполнять мешки. Но тут кто-то как крикнет, что- то как заскрежещет! Драгоценности вдруг приподнялись, да-да, прямо-таки подскочили!
Демид уронил вилку и неодобрительно посмотрел на дядю. А тот разглагольствовал, даже не притрагиваясь к еде:
— Ну и зрелище было: на худых, птичьих ногах выпрямлялось сутулое чудовище ростом с мужчину, а монеты и самоцветы так с него и сыпались. Переступал на больших лапах с длинными когтями. Когтищи кривые и острые. И на руках… ну, то есть, верхних конечностях, тоже. Правда, когти левой ладони соединялись перепонкой. Голова, посаженная на тонкой шее, напоминала каменную глыбу, а лицо… лицо, как у старой, сморщенной женщины. Кое-где тело его искрилось, но в целом отлично сливался с цветом стен. Лишь глаза светились — выглядели, не как нормальные глаза! Были, как большие изумруды. А крылья… да, это и были те самые багровые шёлковые полотнища.
Демид только пожал плечами: что дядя хотел сказать этой байкой?
