Проглотив оскорбительное слово «штурманенок», Катя полезла в кабину.
Влажный ветер ударил в лицо. Самолет побежал, разрывая густые волны июньского луга. И снова Катя испытала то знакомое волнение, когда, как перед прыжком, приостанавливается дыхание. Но вот самолет оторвался от земли и, словно поднимаясь по лестнице, начал набирать высоту.
И потянулась внизу темная степь.
Катя представляла, как торопливо перекапывают ее саперы, сея в чернозем мины всех сортов: противотанковые и противопехотные. По спящим цветам расползается, как повилика, колючая проволока. Траншеи и рвы, словно русла рек, пересекают степь. Армия закапывается в землю. Заботливые руки артиллеристов снимают с пушек увядший ковыль, который еще утром был зелен и неотличим от травы, и стволы орудий начинают согреваться, словно от первого выстрела в них проснулась жизнь. По травяным зарослям бредут автомобили, на ощупь пробивая дорогу. Похожие на стога свежескошенного сена, стоят танки. И кругом, вдыхая свежий аромат степи, люди готовятся к бою.
Катя следила за стрелками часов. В кабине было тесно. Из кармана, приделанного к стенке кабины, высовывались ракеты. Две осветительные бомбы, которые вооруженцы сунули в последнюю минуту, лежали у нее на коленях. Сзади стоял пулемет, а внизу висели фугаски. Катя не могла пожаловаться на то, что плохо подготовлена.
Внимательно разглядывая темную землю, она ждала, когда появится отблеск реки. Реку не спрячешь от ночного самолета, не замаскируешь камуфляжными сетками. И на этой реке немцы готовят переправу, чтобы ударить по Ростову. Надо положить бомбы так точно, чтобы задержать их.
Катя нетерпеливо поглядывала на землю. Уже должна быть река, ведь они летят, а не ползут. Ее охватило такое волнение, что она крикнула летчице в переговорную трубку:
— Давай быстрее!
Летчица ничего не ответила, только откинулась от приборной доски, и Катя поняла, что она недовольна ею. Нельзя показывать нетерпение.
Но вот блеснула река. Не успела Катя опомниться, как услышала глухие слова летчицы:
— Приготовиться.
Самолет подходил к переправе слева. Немцы, конечно, слышали его, но ни одной вспышкой не обнаруживали себя.
«Спрятались? Сейчас мы вас разыщем!»
Две светящиеся бомбы повисли над рекой, как люстры. И сразу стал виден мост и машины на нем.
— Захожу на цель, — сказала летчица.
На секунду Катя задержалась, уточняя угол прицела, потом дернула ручку бомбосбрасывателя.
Самолет подпрыгнул, освобожденный от груза, и пошел быстрее, словно летчица торопилась уйти. Но штурман еще не успела сбросить весь груз. Перегнувшись через борт, она начала бросать мелкие бомбы. Вдруг мгновенный страх сковал ее. Огня от взрыва нет! Она взглянула вниз, и сердце ее словно остановилось: бомбы упали в воду.
В следующее мгновение самолет снова развернулся и повис над мостом. Катя повернулась к пулемету и стреляла по машинам.
В ответ к самолету полетел разноцветный поток трассирующих пуль. Пули летели то выше самолета, то ниже, то сбоку, все догоняя его. Катя инстинктивно сжалась, словно надеялась, что так в нее труднее будет попасть.
Но когда она справилась со своим страхом, оглянулась, вокруг уже была темнота и только вдалеке вспыхивали разрывы.
«Кажется, вырвались?» Но зенитки еще стреляли им вдогонку. «Мимо! Опять мимо!»
Самолет уходил, утопая в плотной темноте. Облегченный вздох вырвался из груди Кати, потом ее охватила огромная нежность к летчице, которая так ловко вывела самолет из беды. Все в ней медленно оттаивало, она с наслаждением потянулась, распрямляя спину.
«А ведь нас чуть не убили», — подумала она и так глубоко вздохнула, словно вытолкнула из горла запекшийся комом страх. Сердце заиграло, захотелось петь.
— Вырвались, Наденька, вырвались!
Летчица помолчала, потом глухо сказала:
— Сундук ты, а не штурман.
Катя удивленно вскинула брови, нерешительно переспросила:
— Что-о?
— Я говорю — к черту такого штурмана!
Словно огнем полоснуло Катю: «Вот оно что! Вот в чем главное. А я осмелилась думать о своей жизни. Я радовалась, что осталась жива. Я и забыла… Я смогла на минуту забыть, что не выполнила задания. Что теперь скажут в полку?»
Небо заметно светлело. Сквозь рассвет, как сквозь мутное стекло, виднелись земля, нитка железной дороги, квадраты домиков шахтерского поселка.
«Еще пять минут лёта… еще три», — мысленно отмечала Катя.
Вот и аэродром. Открылся первый огонь, а после разворота — второй и третий. Земля! Сердце сжалось, когда самолет побежал по лугу. Луг покрыт росой. Еще несколько часов — и взойдет солнце, и луг засияет разными цветами, а Кате уже не придется радоваться. Она промахнулась. Она не остановила врага, и, может быть, завтра эти цветы раздавят немецкие танки.
Надя Полевая медленно вылезла, сняла перчатки, шлем и стала осматривать самолет. На плоскостях и на фюзеляже зияли пробоины.
— Двадцать две, двадцать три, — чуть не плача, считала она. — Как изуродовали машину! А мы даже в цель не попали… Я же кричала: «Бросай, бросай!» А ты заснула, будто на печке, а когда проснулась, было уже поздно.
Сдерживая слезы, Полевая поглаживала рваные плоскости. Потом ударила ладонью по крылу и крикнула:
— Я с таким штурманом летать не буду!..
К самолету подбежали техники.
— Как у вас? Все в порядке? — крикнула Федотова и начала осматривать самолет; на ней был комбинезон со множеством карманов, набитых всевозможными инструментами, которые звенели при каждом шаге.
— Где вас так раздолбали? — спросила она испуганно и, не получив ответа, крикнула подбегавшим девушкам: — Смотрите — чистое решето!
К самолету торопливо подошла Маршанцева. Выслушав летчицу, она стала осматривать самолет, хотя с первого взгляда поняла, все.
— Паршивые немцы, — угрюмо произнесла она, — как изуродовали машину… Перья торчат во все стороны. Не пойму, как вы долетели на жердочках. — Голос ее дрожал, в нем чувствовалась большая обида.
Наблюдая за командиром, Катя старалась угадать свой приговор. Сейчас вот командир поднимет голову и скажет: «Штурмана отчислить», что будет означать: выгнать из полка.
Осмотрев самолет, Маршанцева вздохнула.
— Придется вам подождать, пока исправят… Федотова! — окликнула она техника.
— Слушаю, товарищ командир! — отозвалась Федотова, вынырнув из-под крыла.
— Где инженер полка? Надо срочно исправить машину.
— Завтра будет готова, товарищ командир, — решительно заявила Федотова.
— Идите отдыхать, — сказала Маршанцева девушкам.
— Как завтра? — заволновалась Полевая. — Надо сегодня исправить, чтобы мы успели еще один рейс сделать. Мы должны обязательно вылететь. Штурман Румянцева должна научиться…
Но техник Федотова, высунув голову из-под машины, внушительно перебила:
— Самолет не летчик, ему и отдохнуть надо.
— Нельзя на нем летать, — строго сказала Маршанцева и, помолчав, добавила: — Я не хочу похоронные по домам рассылать. — И вдруг, заметив растерянность на лице штурмана, добавила уже
