уже острил, потому что девушка улыбалась и не торопилась покинуть его, чтобы приступить к своим обязанностям. Не хватало, чтобы друг помешал ему! Маршанцева может теперь строго посмотреть на них и не позволит больше сесть здесь на вынужденную…
— Лейтенант Веселов! Отставить! — строго крикнул Григорий.
Дежурная по аэродрому хмуро посмотрела на него, но он с улыбкой спросил:
— А как поживает штурман Румянцева? Здорова ли она?
— Младший лейтенант Румянцева здорова, — сухо ответила дежурная.
— Ого, она уже младший лейтенант? — воскликнул Григорий. — Так передайте привет самому красивому младшему лейтенанту.
Веселов удивленно вскинул брови:
— Здесь у тебя знакомая?
— И очень давняя, — отшутился Григорий. — Помнишь, зимой на Волге мы встретили ее на аэродроме, ты еще назвал ее «малюткой», а она обиделась.
— И правильно сделала, — кивнул Веселов. — Эти девушки, как я сейчас выяснил, непрерывно участвуют в боях. Боевой народ!
— Хватит! Хватит! — оборвал Григорий своего увлекшегося друга.
Но всю дорогу Рудаков думал об этих девушках.
Когда они вернулись на свой аэродром, Григорий еще не придумал, как объяснить командиру вынужденную посадку, но командир облегчил ему задачу:
— Вернулись, и то хорошо! Я боялся, как бы вы не попали на аэродром Маршанцевой, только что из штаба дивизии предупреждали, чтобы я вас не пускал к соседкам. Девушкам нельзя мешать. Учтите это.
Лейтенант Рудаков дал слово, что не будет больше увлекаться погоней за противником. Рудаков дал обещание, а Веселов промолчал. А раз он ничего не обещал, значит, он и не нарушал слова, когда старался пройти мимо запрещенного аэродрома. И не просто пройти, а покачать крыльями в знак привета. Однажды даже сбросил вымпел, в который вложил записочку: «Марина, не забывайте меня». И Григорий заметил, что с того дня его друг дрался еще злее, словно хотел перебить всех, кто угрожал этим милым, приветливым девушкам.
Бои на подступах к Владикавказу с каждым днем становились ожесточеннее. Низкая облачность закрывала горы, и самолетам приходилось летать к фронту через узкий проход по реке Сунже, сжатой с обеих сторон хребтами. В такие дни надо было иметь стальные нервы. И Григорий вел свое звено невзирая ни на какие препятствия.
В канун праздника Великой Октябрьской революции на аэродром приехали артисты. Концерт должен был состояться около КП на открытом воздухе. Уже готова была импровизированная сцена, состоявшая из двух полуторок с открытыми бортами, поставленных вплотную друг к другу. Уже вышел оркестр и заиграл лезгинку… И в этот момент командир получил приказ: «Вылетать!» Надо было с бреющего полета бить по скоплению танков на окраине селения Гизель.
Для разведки командир решил послать одну пару. Обведя взглядом летчиков, выбрал Рудакова:
— Пойдете вы, лейтенант. Ведомым у вас будет лейтенант Веселов.
Григорий сразу забыл о концерте, он был рад и полету и тому, что летит с другом.
Быстро приготовились. Они понимали друг друга с полуслова. Бегом по самолетам. Вылет. Ложась на курс, они с ревом пронеслись над головами собравшихся. Вот и линия фронта. Впереди в дыму и огне Владикавказ. Григорий отметил, что враг успел продвинуться: селение Гизель уже у немцев, там сосредоточены танки, которые ведут атаку. Цель хорошо видна, но зайти на нее мешает скользящая с гор облачность. Он попытался зайти с глубокого разворота, но танки остались в стороне. Пришлось заходить снова. Тут самолет заметили и открыли огонь. Но цель так близка, что Григорий не обращает внимания на огонь, прорывается к танкам, сбрасывает бомбы, делает новый заход и бьет из пушек…
И вот они уже далеко от линии фронта, на своей территории, и тут Григорий видит белые клубочки разрывов. Что за черт? Откуда зенитки на нашей территории?
Оглянувшись, он увидел, что к хвосту ведомого прицепился «мессершмитт» и бьет дистанционными снарядами.
Рудаков стиснул зубы. Глубокий вираж — и он в хвосте у наглеца. Бьет его с малой дистанции. Самолет противника взмыл вверх и, перевернувшись, рухнул на землю.
Опустившись на свой аэродром, Веселов выпрыгнул и крепко обнял своего ведущего:
— Гриша, я твой друг до гробовой доски! Поздравляю тебя с первым сбитым самолетом! Эй, техники, дайте краску!
Не успел Рудаков вылезти из кабины, а первая звездочка уже сияла на фюзеляже его самолета.
— Вот теперь бы нам приземлиться на аэродроме Маршанцевой, — воскликнул Веселов, — как бы девушки посмотрели на тебя!
Григорий вздохнул:
— Им сейчас не до меня. Они думают только о том, как бы взять побольше бомб да поточнее уложить их на врага. Мы с тобой, наверно, еще не можем оценить этих девушек. Ты только представь — они могли бы для безопасности брать с собою парашюты, а они отказались наотрез, и только для того, чтобы можно было грузить в их маленькие самолетики побольше бомб! Нет, друг мой, мы еще недооцениваем героизма наших девушек! Будь я командующим, я бы дал им всем по Золотой Звезде и отправил на неделю в отпуск…
Да, в горах Кавказа врага ожидал разгром.
Русские прошли там, где, казалось, пройти было невозможно. По козьим и звериным тропам пробралась пехота, окружила фашистов в узких ущельях и уничтожала с земли и с воздуха.
Молниями распарывали воздух реактивные снаряды. Артиллерия простреливала каждый метр вражеских позиций. А по ночам над головами немцев висели маленькие самолеты, каждые две-три минуты сбрасывая бомбы, изматывая врага своим монотонным жужжанием.
Когда же наступал рассвет, небо начинали полосовать штурмовики, чуть не задевая головы немецких солдат.
Двадцать дней и двадцать ночей продолжался этот непрерывный бой на уничтожение. Генерал Клейст еще верил, что его войска прорвутся к желанной цели, — ведь впереди маячили не только нефтяные вышки Майкопа, Грозного и Баку, но и прямой путь в Индию, однако упорство его испытанных вояк наткнулось на еще большее упорство русского солдата, гнев и мужество которого преодолевали все преграды.
И немцы отступили. А за ними шли и шли волны советской пехоты, переходя бешеные горные реки, разминируя узкие ущелья, тесня и уничтожая врага.
По ночам стало трудно летать. Надо было зорко следить за сигнальными огнями. Где пятнадцать минут назад были немцы, теперь оказывались свои. Зеленые ракеты прочерчивали темноту все дальше от Владикавказа. На запад стремились и ночные бомбардировщики. Наконец поступил приказ перебазироваться на новую точку.
Падал легкий снежок, прикрывая изуродованную землю. Летчицы выпрыгивали из своих самолетов, шли по освобожденной земле.
Вот она, очищенная от врага земля! Сожженная, изрытая траншеями. Здесь сидели захватчики, полные воинственного пыла, и здесь начал остывать этот пыл. Вот головные танки застряли на гребне, другие, как показывает еще не занесенный снегом след, повернули обратно, но снаряды догнали их. А вот тут реактивные снаряды сожгли технику врага и накрыли приготовившуюся к броску пехоту. Повсюду обугленные трупы, смятые каски, искореженный металл.
Летчицы безмолвно осматривали поле боя. Изредка раздавались короткие возгласы:
— Вот наломали железа!
