вставила свои три копейки Настя.
– Не отвлекайтесь, а? – с трудом сохраняя терпение, попросила я. – Итак, я – Индия. Подбираем противоположное – получается Америка.
– Почему? – пытливо спросила Вика. – Почему это Индии противоположна Америка?
– Ты географию учила? Представь себе глобус, и все поймешь. Это как раз самая легкая часть, Зяма эту загадку с лету раскусит, – отмахнулась я. – Теперь дальше. Вот я пишу: «Вы медлили восстать!» Чтобы понять, что это значит, подбираете каждому слову противоположное.
– То есть, чтобы было строго наоборот, да? – Вика оживилась. – «Вы» – это «я»…
– Почему это «я»? «Вы» – местоимение множественного числа, поэтому – строго наоборот – тут больше подходит «мы», – поправила я. – Давай, дальше переводи.
– «Медлили» – это «торопились»?
– Торопились, спешили, – я кивнула.
– «Восстать» – это «присесть»? «Мы торопились сесть»? Куда?
– В тюрьму, – зловеще подсказала невыносимо пессимистичная Анестезия.
– Вот только не надо этих инсинуаций, – насупилась я. – Вообще-то, я имела в виду «съехать». «Стоять» – «ехать», это же противоположные действия, правильно? «Мы торопились съехать». Уверена, что Зяма поймет. Читайте дальше.
– «Расстанемся от слабости грешного демона утром»…
– Дай, я! Дай, я! – Вика отпихнула подружку. – «Встретимся у силы святого ангела вечером» – так?!
– А какой тут смысл?
– А никакого!
– Это потому, что ты неправильно перевела слово «слабость». В данном случае это не «сила», ищи синонимы.
– Чего искать?!
– Двоечницы, – я сокрушенно вздохнула. – Синонимы – это слова, очень близкие по значению. Сила – это мощь, крепость…
– Крепость! «Встретимся у крепости!» – сообразила Вика.
– У крепости святого ангела, – подсказала Настя.
И они обе посмотрели на меня чистыми, ясными, круглыми бараньими глазами.
– Полномасштабно темные! – я закатила очи. – Крепость Сант-Анджело, она же Замок Святого Ангела, – это знаменитый архитектурный памятник здесь, в Риме! Я назначила Зяме встречу у этого замка!
– Утром, – дочитала Настя.
– Вечером! – дружно возразили мы с Викой.
– Ах, да, вечером, – кротко согласилась Настя. – А почему ему не надо бояться головы?
– Потому что подружки у него почти сплошь безголовые, – устало пробурчала я.
– Потому что надо перевести наоборот: «бойся»! – догадалась Вика. – Хм… А чего бойся?
– Того, что противоположно голове, – опасливо глянув на меня, молвила Настя. – То есть ног?
– С чего бы это Зяме бояться ног? – удивилась я. – Он что, футбольный мяч? Думайте, что еще противоположно голове?
– Задница!
Я онемела.
– С чего бы это Зяме бояться задницы? – задумалась Вика. – Он что, туалетная бумага?
– Хвоста! – не выдержала я. – Хвоста он должен опасаться, идиотки вы этакие! Хвоста, то есть слежки!
– Синонимы, – шепнула Насте Вика.
– Р-р-р, – сказала я. – Может, хватит уже на сегодня развивающих игр? Давайте делать ноги.
– Это значит «уходить», – шепнула Вике Настя. – Тоже синонимы!
И они глумливо захихикали.
– Господи, дай мне сил! – с напускной кротостью попросила я плафон на потолке.
– Дьявол, забери ее слабости! – тут же переиначила Вика.
Хм… А перевод-то очень точный! И по смыслу – то же самое!
Я не сдержалась, тоже хихикнула, и мы двинулись по коридору в окружении громыхавших колесиками чемоданов, как три полоумные пастушки в компании мелкого рогатого скота.
Хотя один из наших чемоданов больше смахивал на носорога, чем на овечку: я же не могла бросить донну ванну!
– Босс, я его нашел! – искрясь улыбкой, счастливым полушепотом доложил Анджело Тоцци своему новому шефу Сальваторе Греко. – Я нашел Карло!
– Надеюсь, он в порядке? – холодно уточнил босс.
– Для трупа выглядит прекрасно!
– То есть не поврежден?
– Насколько я вижу – нет, – оценив тон начальства, Анджело убрал из голоса неумеренный восторг. – Вы понимаете, я не все вижу, он в одежде, и одежда на нем такая, знаете, плотная… Пончо!
– Пончо? – ледяной голос треснул. – Какое, к черту, пончо?!
– Кажется, пончо мексиканского крестьянина, празднующего окончание жатвы.
Сальваторе Греко выплюнул в трубку ругательство.
Анджело затосковал.
– Крестьянин – это еще куда ни шло, мы, Греко, никогда не стыдились своих корней! – прорычал оскорбленный Сальваторе. – Но почему мексиканский?!
– Возможно, это ошибка, – заюлил Анджело. – Может, это мальчик думает, что крестьянин мексиканский, а он на самом деле вовсе и не мексиканский, а сицилийский…
– Мальчик? – голос в трубке снова заледенел. – Какой еще мальчик?
– Придурок!
Сальваторе засопел.
– Этот мальчик, это он придурковатый! – поспешил объяснить Анджело. – Недотепа полоумный, он думает, что наш Карло – его восковая фигура!
– Какая еще восковая фигура?!
– Фигура крестьянина, празднующего окончание жатвы! – повторил Анджело, предусмотрительно опустив упоминание сомнительной национальности торжествующего крестьянина.
В трубке послышался звук, подозрительно похожий на всхлип, а потом остервенелое бормотание, в котором угадывались весьма недобрые слова в адрес разных полоумных недотеп.
– Где он? – наконец спросил Сальваторе. – Где Карло?
– На Кампо ди Фьори. В музее восковых персон.
Пауза.
– Ты показываешь тело моего брата туристам?!
– Это не я! Это тот полоумный мальчик!
– Убью.
Анджело предпочел не уточнять – кого именно.
– Я сейчас что-нибудь придумаю и заберу его отсюда, – пообещал он. – Босс, если вдуматься, это прекрасная маскировка – восковая фигура! Если взять несколько таких, никто даже не заподозрит, что вместе с восковыми персонами мы везем труп! Мне только нужен фургон. И люди.
– Я же послал тебе людей? Где они? Я не могу допустить, чтобы в курсе этой истории были посторонние.
– Те люди, которых вы прислали, попали в больницу, – Анджело добавил в голос звон хрустальной слезы. – У нас опасная работа, босс! Опасная и трудная! Но мы ее сделаем, не сомневайтесь.
– Тогда даже не говори мне, что кто-то заболел! – фыркнул Сальваторе. – У меня все делают то, что нужно! Все – и здоровые, и больные!
«И даже мертвые!» – не без сочувствия к этим несчастным подумал Анджело, покосившись на «мексиканского крестьянина».
