Наступил сентябрь. Пехотная и кавалерийская разведка врангелевцев не решалась проникнуть к нашей стоянке. «Здесь каждый куст стреляет», — жаловались белые солдаты. Иногда в воздухе парили аэропланы. Моментально отдавалась команда: «Погасить костры». Краснозеленые прятались за вековые деревья. Вместо оживленного лагеря, разведчики видели лишь пустую поляну. Аэропланы убирались, не солоно хлебавши.
Пришли и зимние стужи. В горах выпал снег. Денно и нощно горели большие костры. Чтобы не замерзнуть, приходилось спать меж двух костров. Все партизаны ходили с обгоревшими рукавами, фалдами й пр.
Белые находились на Перекопе у Чонгарского моста. Врангель уже не думал о наступлении и расширении своей территории, а из последних сил сдерживал красных у входа в Крым. Белогвардейская пресса доказывала, что Крым — неприступная крепость. Начальник штаба внутреннего фронта белых писал, что зеленых в горах не больше шестисот человек; всеми ими командуют террорист-матрос Мокроусов и известный Макаров. Борьба затруднительна вследствие природных условий Крыма; легче найти иголку, чем поймать зеленого...
Начальнику внутреннего фронта, ген. Носовичу, поручалось и формирование тыловой армии. Против нас стали появляться все новые и новые части, но не их мы боялись. Нас страшила суровая зима. Настроение партизанов резко упало.
Я уже упоминал об Антоне Кубанце.
Этот парень был склонен к бандитизму и разлагал некоторых неустойчивых партизанов. Он нашептывал о Мокроусове и его командирах:
— У них есть деньги, золото. Они могут уехать в Советскую Россию и бросить нас на произвол судьбы. Против нас появляются большие части белых. Нас легко разобьют, а кому удастся бежать, тот погибнет от холодов. Не будем подчиняться приказам и разойдемся, кто куда. Поодиночке скрываться будет легче.
Мы собрали обличающий материал и препроводили его в штаб командующего.
Смутьяна Кубанца расстреляли, и в полку восстановилось полное спокойствие.
В это время Мокроусов прислал приказ перейти с полком в Малые Казанлы, оставив в лагере небольшую часть партизанов, которая бы скрыла от белых перегруппировку нашей армии. Я оставил восемнадцать бойцов с опытным командиром Енкиным, всех раненых под присмотром старшей сестры милосердия (моей жены) и сестры Груни Гой. В Казанлах я встретил Мокроусова. По сосредоточенному выражению его лица было видно, что командующий наметил серьезную операцию. Действительно, Мокроусов предполагал собрать все тачанки и двинуться в район Евпатории и там, в зависимости от обстановки, нанести удар в тыл Перекопа, с целью открыть фронт. При неудаче мы рисковали потерять 80%.
У партизанов чувствовался большой подъем духа в особенности, когда они разместились по халупам.
— Мокроусов недаром нас собрал сюда. Лучше итти на верную смерть, чем лазать в стужу по горам и сугробам.
11 ноября полк занял деревню Боксан. От крестьян мы узнали о движении обозов белых в разных направлениях.
Что бы это могло быть? — недоумевал командующий, и выслал 1-й конный полк в деревню Розенталь.
Вскоре Сычев донес: взятые им в плен офицеры сказали, что идет отступление от Перекопа. Мокроусов отдал распоряжение произвести немедленную мобилизацию всех подвод в деревнях; затем мы двинулись по шоссе Симферополь — Карасубазар. В стороне Перекопа слышалась орудийная канонада. От четырех пленных казаков мы узнали, что фронт белых прорван и на Карасубазар двигаются части 1-го Кубанского и 2-го Донского корпусов. Когда мы выехали к шоссе, в сером тумане сплошной черной тучей отступала кавалерия ген. Барбовича.
— С повозок в цепь! — раздалась команда, и партизаны дружными цепями перешли в наступление. Наш 1-й конный полк находился на левом фланге. Он схватился с кавалерией противника. Завязалась сильная пулеметная и ружейная стрельба. Белые крыли огнем из тридцати пулеметов, у нас же работало только четыре. Но нам помогли неожиданность нападения и туман.
Через полчаса белая конница в панике бежала на Карасубазар. Мы захватили много пленных; кого брали в нашу семью, кого расстреливали. Среди пленных т. Платов узнал тех, кто над ним издевался в дни его плена.
Кроме живой силы, партизаны захватили пятнадцать пулеметов, часть обоза и двуколки с боевыми патронами. В разных местах на шоссе стояла оставленная артиллерия со снарядами. Всюду валялись погоны. Стало ясно, что Крым пал!
— По повозкам садись, рысью ма-а-р-ш!
— Та, та, та, та, — трещали пулеметы, сливаясь
— Кто вы такие?—кричали белые.
— Красные буденовцы, вперед! — отвечали из нашего полка, и кавалерия белых бежала, бросая по пути лошадей, пулеметы, артиллерию, обозы, сдаваясь группами в плен. К вечеру был занят с боем Карасубазар.
От начальника связи первого корпуса мы узнали, что в другом направлении на Карасубазар двигается кавалерия белых, в составе двух тысяч сабель. Наш 3-й полк устроил засаду на дороге у окраины города и встретил кавалерию пулеметным огнем. Конница помчалась по проселочным грязным дорогам, бросая по пути все. Пробыв несколько часов в Карасубазаре, мы продолжали преследование конницы Барбовича. Наконец, генерал пробовал задержаться в Бахчи-Эли и дать нам отпор. Но было слишком поздно. Наши полки выросли с шестисот человек при 4-х пулеметах до двух тысяч штыков при тридцати пулеметах. В результате трехчасового боя партизаны захватили множество белых, в том числе личный конвой Барбовича, который всегда мужественно сопротивлялся.
С каждым продвижением повстанческая армия обогащалась новыми трофеями.
От конницы Барбовича осталась жалкая группа, которая стала разбегаться по лесам. Часть кавалерии бежала в Феодосию, где не было транспорта и уже образовался городской Ревком, и здесь сдалась.
В деревне Салы наши конники захватили пять кавалеристов. Они оказались красными. Их послали на разведку выявить, что это за части перед ними. Проходя по карасубазарскому шоссе, конница красных всюду наблюдала картину разгрома. Таким образом, мы связались с регулярной Красной армией, которая шла вслед за нами. В дер. Акмолез восемьдесят три белых сняли погоны и объявили себя зелеными. По распоряжению Мокроусова, конный полк отправил их «к Колчаку». Затем повстанческая армия заняла Старый Крым и, пробыв там сутки, двинулась на Феодосию. На одной из возвышенностей Феодосии я, осматривая в бинокль местность, заметил лаву кавалерии. Это двигалась на Керчь конница Буденного, а по всем дорогам к Феодосии тянулись вереницею обозы. На море появился французский крейсер. Мы после узнали, что на нем находился Врангель; он объезжал побережье, наблюдая за ходом эвакуации, и, повидимому, имел намерение подойти к Феодосии, чтобы забрать на крейсер не успевших эвакуироваться генералов. Повстанческая армия привлекла внимание крейсера; его орудия открыли по нас огонь. Но снаряды его делали то недолет, то перелет. Снаряды красной артиллерии тоже рвалилсь вблизи крейсера, но положительных результатов не давали. Крейсер дал полный ход назад и скоро скрылся за горизонтом.
По приказанию командующего, всех пленных, ранее по ходу нашего наступления влитых в полки, разоружили; красноармейцев, попавших в плен белым, сдали для регистрации и проверки в особый отдел