Надолго разлилась по стынущим прудам,
Где мокрую листву по мертвым бороздам
В холодной тишине осенний ветер гонит,
И солнце желтое последний луч хоронит.
Милостыня
Раскрой суму, бедняк, питомца нищеты
Ты жадно выкормил, лелея и милуя,
Не тешься, что из недр заветных выжмешь ты
Заупокойный звон под крики «Аллилуйя!» —
Из золота любой порок добудем мы,
Пусть медью трубною змеясь от поцелуя,
Развеет он тоску церковной полутьмы.
Посмеет ли табак нам отказать в молебне,
Небесно-синие баюкая псалмы!
Прогорклых снадобий аптекарских целебней
Всевластный опиум, облобызай шелка,
Упейся кожею, срывая шпильки, гребни,
В кафе, под нимфами лепного потолка,
Пируй, как древний бог, а не торчи в подъезде,
Пусть нищий пялится на окна кабака.
Шатаясь, выйдешь ты в хмельную ночь возмездий,
Где озером зари заворожен простор,
И в глотке у тебя застрянет рой созвездий.
А если скуден твой уничиженный сбор,
Укрась плюмажем лоб, поставь свечу святому,
В чье покровительство ты веришь до сих пор.
Ты думаешь, что я болтаю по-пустому?
Голодному земля всегда радушный склеп,
Подачкой не прогнать смертельную истому,
И горе, если ты пойдешь и купишь хлеб.
В дар от поэта
Ночей безмолвных дочь нам дарит Идумея!
К лампаде ангельской, задуть ее не смея,
Заря бесперое приблизила крыло
И, кровью затопив холодное стекло,
Проникла в комнату, где медный дым курений,
О пальмы! приоткрыл одно из тех творений,
Что в спазмах неживой бесплодной пустоты
Рождают ненависть отцовскую, но ты,
Кормилица и мать, в стерильно-белой спальне,
Где голос твой парит виолы музыкальней,
Комок беспомощный не сможешь оттолкнуть!
Сивилла, вялою рукой сжимая грудь,
Вспоишь ли ты уста, что без лазурной дали,
Без девственной зари так долго голодали?
ИРОДИАДА
Повержено во тьму тревожных очертаний,
Крыло зари дрожит в разрушенном фонтане.
Повержен пурпуром безжалостных бичей,
Над оперенною геральдикой ночей,
Рассвет на башню к нам сошел, под свод кумирни
Пеплохранительной, где в ладане и смирне
Чернеет жертвенник надгробный, — как жесток
Каприз пернатых зорь: торжественный чертог
Померк, исчез птенец! Над обветшалой урной
Бассейна мертвого ни брызг, ни ряби бурной:
В холодном омуте бессмысленного дня
Сгоревшей осени дымится головня,
Ни лебединых дуг, что в снежном мавзолее
Таили темный клюв, белее и круглее
Под мраморным крылом, и ни одной звезды,
Сверкнувшей гранями над зеркалом воды.
Преступная заря! Костер краснее крови!
Подручный палача в пурпуровом покрове!
Пустой проем окна над пламенным прудом,
Там спальня, там зарей испепеленный дом,
Там время тусклые трофеи умертвило,
Там дремлют панцири резные, там сивилла
Сквозь серебристые шпалерные цветы
