спала. Льёт пот. Сто метров, километр, полтора…
И как всегда — всё происходит вдруг. Вдруг — дорога вперёд исчезает. Впереди — зеркало большого карьера. И тут же — обнаруживается, что уже минут десять как идём мы не по горелым бровкам, а по моховым… Что справа давно уже тоже вода, да и слева… И сосны уже живые… И запахом багульника шибает, а то по утренней прохладе его практически не ощущалось… А вон там, через бровку, всего метров сто вперёд-справа, есть остров, где можно и палатку поставить.
– Володь, а вон тот высокий красивый остров торчит — сплаваем?
– Конечно. Лодку только сейчас надуем, палатку поставим, чайку заделаем, а там уж и начнём вокруг шастать…
– А караси будут?
– А куда же они денутся? Мои караси, твоя голубика, клюкву вместе, идёт?
– А где голубика-то?
– Да вон видишь, на каждой низкой бровке кусты почти в твой рост? Такая она здесь и растёт…
– А поганки тут есть? Им — как раз сезон…
– Тьфу ты. Не знаю и знать не хочу. Чай да водку будем пить, а не поганки жрать, ясно?
– Ясно (
А дальше — дальше началась сказка. Честно говоря, я и сам не понимаю, сколько всего мы умудрились впихнуть в один неполный день. И рыбалку, включая даже одного карася совсем уж несусветных размеров, примерно с крышку от ведра, и пару вёдер собранной ягоды, и несколько экскурсий на лодке по лабиринтам проток и островов, и съёмки аж на десятке площадок, начиная с острова, который был весь иссиня-чёрный от голубики, и кончая торчащими из воды корягами, на которые я высаживал Машку с лодки, а потом крутился на той лодке с фотоаппаратом вокруг. Лодку в самые неподходящие моменты начинал крутить ветер, я исступлённо матерился на всю окрестность, Машка ржала как две лошади, теряя с того равновесие, которого ей и так на той коряге не хватало…
В общем, ни единой истраченной даром минуты. Даже в считаные мгновения короткого сентябрьского заката мы успели поймать в объектив всё. Стоило солнцу выбрызнуть золото на вечернюю росу — вся одежда с Машки слетала как будто сама собой, и уже через секунду она по колено в торфяной жиже и по шею в осоке мчалась к концу того мыса, где цвета были самыми яркими.
– Володь, я пьяная — абсолютно.
– С пятидесяти грамм?
– Володь, я не знаю с чего, но здесь — кайф. Можно летать.
– Никак убедилась наконец, что и без дури можно?
– Не-е-е-е-е, не понимаешь. Жаль, что поганок нету, я бы тебя заставила съесть.
– А вот с подобными предложениями, мадемуазель, — прошу пройти в индейскую национальную избу. Всего пять метров.
– А с какими ещё?
– Ну… Например, обратить внимание на то, что уже вечер, холод вполне собачий, можно и поближе привалиться…
– А что? Это — идея. Но имей в виду, продолжения не будет.
Странно, даже смешно, но продолжения действительно не получилось. Всё ограничилось тем, что пару часов мы увлечённо целовались, давать волю рукам тоже как бы не возбранялось, а вот дальше — стоп. Непонятный стоп, неестественный какой-то. Машка останавливает — а я не настаиваю. Она опять на целоваться — я с удовольствием. Никаких обид, никаких требований. Мне хотелось. Ей тоже. Спрятать этого нельзя. Но её просьбы остановиться – воспринимались не как обычная в подобных ситуациях игра, а всерьёз. Не вызывая возражений. Вдвойне странно — у обоих действительно был ломовой кайф на грани полёта. Это должно сближать. Не может не сближать! Такой полёт вдвоём — всегда ведёт в постель, не бывает иначе! А вот фиг. Совсем иное. В общем, мне до сих пор удивительно. Полны чудес торфяные болота. Странные вещи они иногда делают с человеком…
Назавтра — то же самое. Полёт через всё болото. Мы решили не выходить назад, а идти вперёд, пересечь весь массив и дойти до узкоколейки, обслуживающей торфоучасток. Неторопливо так, с рыбалкой, съёмками… Один ландшафт сменялся другим. То выгоревший сосняк, где не просто сосны стояли, а хвоя на них даже не обсыпалась… На ногах стояли! Торф между корней выгорел, а сами чуть тронутые огнём разлапистые корни были высвобождены. Стоит сосна на всех своих корнях, рукой берёшь, поднимаешь, потом ставишь обратно. Целый лес такой! А за ним — мелкий-мелкий карьер, воды в котором сантиметров пять всего, зато какие коряги! Металлом сверкающие, разлапистые, высотой по пояс, с одной на другую шагать можно! Дальше — зелёный участок, мохом, соснами и ягодой на бровках и с глубокой радужной водой в карьерах… Каждые двести метров — фотографировали, целовались, шли дальше, опять фотографировали, опять целовались…
Выйдя, наконец, к автобусной остановке — долго улыбались местным бабушкам, убеждавшим нас, что в такой обуви и в такой одежде, как у нас, в болото соваться нельзя. Пугавшим нас рассказами о другой такой же паре, два месяца назад попытавшейся пересечь массив приблизительно по нашему маршруту и бесследно исчезнувшей… Развлекавшим нас рассказами об ужасах, которые они видели в болотах сами во время своих кратких вылазок за клюквой… А мы улыбались — и хитро переглядывались. Ну зачем расстраивать этих бабушек рассказом о том, что сапоги болотные и штаны кирзовые мы сняли полчаса назад на узкоколейке да в рюкзаки и попрятали, сменив на шорты и туристские ботинки? Пусть бабушки тоже в чудеса верят. Другим способом не рассказать им про счастье полёта над болотами. Слов таких нет в великом и могучем…
– Володь, весной снова на болота поедем?
– Да можно бы.
– Я тоже хочу фотографировать, даже в колледже на специальность фотографа рекламы записалась, какой фотоаппарат мне к дню рождения у мамы выпрашивать?
– Пентакс-5N, разумеется, и для начала — обязательно объектив 28-70.
– Это как у тебя?
– Нет, у меня послабее машинка. Это у тебя мама достаточно богатая, а я сейчас на размен квартиры коплю, не могу себе позволить…
– А снимать кого будем?
– Сама себя ты не сможешь?
– Я уже месяц как протрясаю всех своих подруг и знакомых. Ещё двух нужно взять кроме меня. Выбираю как можно тщательнее.
– Я тоже подумал, что если ехать — ещё две нужны.
– Обеспечу! Хочешь посмеяться?
– Разумеется.
– Тут мои дедушка с бабушкой всё горят желанием с тобой познакомиться и всё приговаривают, что будут меня тебе в жёны впаривать.
– Фиг впарят.
– Да я и сама так думаю.
И вот так всю зиму. Продолжение, в общем. Вертится вокруг, строит кучу планов, но хоть какое-то сближение жёстко заблокировано. Впрочем — с моей стороны инициатива также отсутствует, для меня уже та поездка всё по местам расставила, дальше просто смотрю с интересом.
А интерес — вполне удовлетворялся. Абсолютно изумительными вывертами. К примеру, Машка начала приводить ко мне всех подружек, которые, по её мнению, хоть как-то тянули на роль натурщиц в болотном проекте. И как только я произносил заветные слова, что вот эта годится, — та мгновенно исчезала. Только на третьей, Оле, подруге Машки с детских времён, мне удалось выяснить, что это означает. Исключительно своеобразная форма ревности, оказывается. Стоило мне на ту Олю с интересом посмотреть, вовсе даже ничего не имея в виду, как Машка бросилась грудью на амбразуру. То есть, ровно на следующий день свела у Оли её любовника, посеяв тем смертельную вражду аж на целый год, зато гарантировав отсутствие её в том проекте. Интересная ревность, не правда ли?
