Не бывать тому!» Так прямо и сказал: «Не бывать тому!» и еще раз как даст, а кулачище-то у него — сами знаете.
— Да уж, — поддержал говорящего тонкий юношеский голос, — Родим наш на расправу крут. Позавчерашнего дня сосед, Силес, наподдал его кобелю. Злой мужик, собаки последние дни и так чудные какие-то, вялые, а он бедную животину ногой просто так пнул, на дороге у него, вишь, оказалась. Так Родим во дворе строгал чего-то, увидел это, подошел да как даст Силесу, тот и с копыт долой. Долго его водой отливали потом.
— Погодь, — вмешался третий охранник, по голосу пожилой или даже старый мужик. — Это какой же Силес? Коваль, что-ли?
— Да нет. Коваль на окраине живет, дедку, а это сосед Родима справа. Бездельник. У него уж с месяц забор повалился со стороны Родимова дома, а он хоть бы что. Брагу только жрать горазд.,
— Так это на втором повороте отсюда, что ли? Прямо на углу?
— Ну да, а дом старосты — сразу за ним.
Вокша мысленно поблагодарил незадачливых охранников, за несколько минут «выдавших» ему все деревенские тайны, тихо спустился с частокола и бесшумно двинулся в глубь деревни по центральной улице, выходившей к воротам, теперь уже совсем не опасаясь собак.
Сломанный забор нашелся быстро, за ним стояли добрые хоромы со вторым летним этажом. К ним-то охотник и направился.
Сначала он обошел вокруг дома, аккуратно покрашенного то ли в светло-серый, то ли в желтоватый цвет, разобрать в обманчивом звездном свете было трудно. Все окна были закрыты, лишь кое-где приоткрыты маленькие форточки — сказывалось наступление осенней погоды. Влезть в подобное отверстие Вокша не смог бы, даже когда был худеньким юнцом. Как и большинство таких деревенских домов, жилище старосты не запиралось. Тихо войдя внутрь, охотник прикрыл за собой дверь на отлично смазанных петлях и замер, привыкая к кромешной темноте.
Обычно в деревенских домах за «холодной» — не отапливаемой темной прихожей — следовала общая комната с большущей печью, из которой расходились в разные стороны небольшие спальни. По традиции, в южных Предгорьях, на родине Вокши, глава семьи занимал ту из них, что была ближней к прихожей. Так оказалось и здесь. Едва охотник на цыпочках подошел к приоткрытой левой двери, как из-за нее донесся гулкий всхрап.
«Видать, утомился хозяин за день-то», — подумал охотник.
В темной комнате, скудно освещаемой из небольшого окна, на огромной кровати, занимавшей большую часть пола, широко раскинулся крупный мужчина. Он спал на спине, закинув назад кудлатую голову и слегка приоткрыв рот. Одеяло сползло вниз, открывая взору могучую грудь.
Вокша присел на стоявшую у ближней к двери стены скамейку, нашел на ней полусгоревшую свечу и, чиркнув огнивом, зажег.
Староста проснулся мгновенно. Вскинулся на кровати и потянулся вправо, к чему-то, лежащему рядом с постелью.
Опережая его действия, охотник быстро проговорил:
— Родим, я поговорить пришел.
Рука старосты замерла. Он сморгнул. Присмотрелся внимательно.
Вокша сидел на скамейке расслабленно, держа безоружные руки так, чтобы хозяин их видел.
— Кто таков? — голос старосты звучал мощно, трудно, хотя говорил он приглушенно — наверное, не хотел разбудить домочадцев.
— Вокша, охотник с юга.
— Зачем пожаловал?
— Лига послала посмотреть что к чему, помочь, если надо.
— Мелковат что-то помощник-то. — Староста освоился с ситуацией и, пристально разглядывая Вокшу, усмехнулся.
— Малый камень ярче гранями блестит, — тоже усмехнувшись, ответил охотник давно услышанной поговоркой магов.
— Ладно, гость незваный, негоже в спальне беседы вести, пойдем в горницу, только вот оденусь малость. — Староста внимательно следил за реакцией Вокши, тот же был абсолютно бесстрастен, лишь согласно кивнул головой.
Они вышли в горницу и сели за большой стол. Родим, накинувший на могучие плечи кожаную тужурку грубой выделки, зажег тусклый масляный светильник, поесть и попить не предложил. По деревенским понятиям, что здесь, что на юге, это означало «Я тебя принимаю, но не очень доверяю». Лицо старосты, как и грудь, густо поросшее светло-русой растительностью, оказалось довольно молодым.
— Ну, рассказывай, помощник южный, — немного растягивая слова, сказал хозяин. — Что тебе у нас надобно?
— Мне нужны ответы. — Вокша смотрел прямо в глаза старосте. Ему было не очень удобно сидеть на высокой скамейке, ноги не доставали до пола, но он держался прямо и спокойно.
— А откуда я знаю, что ты охотник из Лиги?
Вокша не торопясь потянулся рукой за пазуху. Родим чуть заметно напрягся. Охотник вынул свою грамоту и молча протянул ему. Неожиданно на лице старосты промелькнула растерянность. Он взял документ, неловко покрутил его и с огорченным вздохом вернул Вокше:
— Мы здесь… ээээ… грамоте… не очень так, чтобы очень.
Охотник указал пальцем вниз грамоты:
— Печать-то Лиги узнаешь?
Староста снова пригляделся. Лицо его разгладилось.
— Точно. Печатку такую видеть доводилось.
— Ну и ладно, — удовлетворенно произнес Вокша, забирая и пряча документ. — Теперь поговорим?
— Давай. Спрашивай. Что знаю — скажу, чего не ведаю… уж не обессудь, охотник.
Вокша решил соблюсти приличия и сразу не задавать главных вопросов, поэтому начал как бы издалека:
— Как у вас здесь дела? Что нового по хозяйству? Все ли здоровы?
Родим одобрительно усмехнулся. Знает человек порядок.
— Дела у нас за последнее время разладились. Неспокойно по ночам вокруг, то люди лихие набегут, то зверье хищное вокруг деревни кружит. Благо мы загодя урожай убрали, да и других припасов заготовили. Так что теперь больше за забором отсиживаемся, стражу несем, тебя вот, правда, как-то не углядели.
На последних словах староста умолк и пристально посмотрел на охотника. Тот сделал неопределенный жест рукой:
— Извиняй, хозяин, я человек лесной, дикий, как вы меня встретите, не знал. Вот и решил сначала с тобой поговорить без лишнего шума.
— Да уж, — староста мотнул головой, — шума от тебя не много.
Вокша кивнул. Хозяин продолжил рассказ:
— Так что хозяйство у нас пока в порядке. Вот только надолго ли, не знаю. Да и насчет здоровья не все ладно. Собак будто сглазил кто. Не едят, да вроде и не пьют вовсе. Службу, само собой, не несут. Все больше лежат, только подвывают иногда, будто нежить чуют. Вчерась я хотел уж насильно своего псину Дикого напоить, так он ко мне и не повернулся. А когда я за морду его верную взял, да в глаза заглянул, так такую тоску смертную увидел, что мурашки по телу пошли. Не жилец он, и другие собаки долго не протянут.
Родим грустно вздохнул и потер себе шею. Вокша весь обратился в слух.
— Да и некоторые наши деревенские странно себя ведут. На днях я соседа своего Силеса встретил. Он и так мужик-то бестолковый, а здесь бредет по улице, глаза пустые, ноги заплетаются, и бормочет чего-то. Ну, думаю, допился, подлец. Ан нет, от него и не пахнет вовсе.
Хозяин удивленно развел руками:
— Ничего не мог с ним поделать. Будто он что-то такое свое только видит, а меня и не замечает. Я уже его и так и сяк. И по-доброму, и не очень, а он головой мотает и куда-то все лезет. Представляешь?
