Это была моя последняя бомба и последняя игра со всем, что взрывается. Потом были похороны.
Досталось же мне тогда от матери!
Бедные наши родители! Если бы мои дети натворили хотя бы сотую часть того, что я вытворял в эти послевоенные годы — я, наверное, с ума бы сошёл. Я благодарен своей матери за то, что она со мной не сошла с ума, что смогла всё-таки вырастить меня.
Уже в зрелом возрасте к одному из её юбилеев я написал ей в письме:
Ну да ладно, я немного отвлёкся.
Что-то взгрустнулось.
Итак, я обещал весёлую историю.
Мы остановились на том, что курсанты аэроклуба несколько отличались от нынешней молодёжи меньшим объёмом информации, по крайней мере, в области сексуальных отношений. О современном уровне я могу судить хотя бы по своим внучкам: при просмотре триста какой-то серии старшая 14-летняя в очередной сексуальной сцене переживает: «Да что же она делает? Забеременеет же, а он её бросит!», на что Котёнок (это моя младшая внучка — Катюша, ей 10 лет) авторитетно заявляет: «Не забеременеет, не такая уж она дурочка, знает что делать».
Ну, так вот: был у нас один парень такой, что понятия о сексе не имел. Все мы были просвещённые из рассказов друг другу, как мы рассекали (хотя на самом деле никто нигде не рассекал, в лучшем случае, дёргал девчонку из своего класса за косу да поглядывал на неё издали, мечтательно вздыхая и записывая ещё несколько слов в очередное стихотворение, посвящённое Ей). Но на фоне нашей серости в этом вопросе тот парень был ещё серее, — то бишь не знал вообще ничего. Уж в какой семье он рос, в каком коллективе вращался — не знаю.
Как-то подходит он на полётах к Юрке с вопросом: «Юра, ты вот хороший парень, вокруг тебя всегда ребята и смех, только вот одна нехорошая привычка у тебя — ты всё время держишь руку в кармане. Ты что там, в бильярд, что ли, играешь?» Наш общий любимец Юрка за словом в карман не лазал. Не полез и теперь:
— Так мандавошки у меня ведь.
— Какие мандавошки?
— Ты что, не знаешь? Вот смотри. Видишь — сидит вот на руке. Она прозрачная, её совсем не видно. А вот впивается и кусает, кусает, а всё чешется, чешется… И ведь передаётся-то как просто, — он поднёс ладонь ко рту, — дунул вот так — фу! — и всё!
Парень резко отшатнулся от Юрки и тут же отошёл.
Прошло несколько дней. Он снова подошёл к Юрке:
— Ты зачем на меня дунул?
Юрка не понял. Он давно уже забыл о разговоре.
Тот напоминает:
— Ты не прикидывайся. Ты тогда на меня дунул, а теперь и у меня эти самые мандавошки. Всё чешется.
Тут Юрка сообразил, в чём дело:
— Ой, извини, я ведь не специально, я нечаянно дунул.
— Ага, нечаянно! А мне теперь что делать? Ни сидеть, ни лежать не могу, уже сколько не спал, закусали совсем!
Этого уже Юрка упустить не мог:
— Знаешь, есть один способ как их вывести. Ты возьми селёдки, натри ею всё своё хозяйство и беги к воде. Как прибежишь — так штаны снимай. Эти гады пить захотят и попрыгают всё в воду. А ты штаны скорей надевай и беги оттуда!
Так тот парень и сделал. Не знаю, было ли в то время уже воровство, но нам в столовой давали такую ржавую селёдку! Так вот он той селёдкой натёр всё своё нежное хозяйство, побежал к воде, снял штаны, мандавошки, конечно, пить захотели и попрыгали все в воду, он скорей надел штаны и убежал от них. Может, всё бы на этом и закончилось бы, если бы через пару дней тот курсант не пришёл в докторскую палатку. Когда фельдшер увидел распухшее до неузнаваемых размеров хозяйство бедного парня, он пришёл