Реквием

— Что все живущие в Диких землях теперь в опас­ности, — заканчиваю за него я. — Паника в моей душе нарастает. — Дикие земли больше не принадлежат нам.

— Ну что, доволен? — интересуется Рэйвен у Алек­са, недоброжелательно, глядя на него.

— Они должны знать, — коротко отвечает он.

— Ладно. — Тэк вскидывает руки. — Успокойтесь. Это ничего не меняет. Мы уже знаем, что стервятники вышли на охоту. Мы просто будем начеку. Не забывай­те: регуляторы не знают Диких земель. Они не при­выкли ни к глуши, ни к открытым пространствам. Это — наша земля!

Я понимаю, что Тэк изо всех сил старается успоко­ить нас, но в одном он ошибается: кое-что все- таки из­менилось. Одно дело — бомбить нас с неба. Но регуля­торы разрушили барьер, реальный и воображаемый, разделявший два эти мира. Они прорвали покрывало невидимости, окутывавшее нас годами.

Внезапно мне вспоминается, как однажды, вернув­шись домой, я обнаружила, что к тете Кэрол пробрал­ся енот и прогрыз все коробки с овсяными хлопьями, да еще и рассыпал хлопья по всем комнатам. Мы за­гнали енота в ванную, и дядя Уильям застрелил его, сказав, что животное, возможно, переносчик болезни. Хлопья нашлись и у меня между простынями: енот по­бывал и у меня в постели. Я трижды выстирала про­стыни, прежде чем снова решилась спать на них, но даже после этого мне снилось, что в меня впиваются коготки.

— Давайте-ка уберем здесь, — распоряжается Тэк. — Устроим внутри всех, кого сможем. Остальные разобьют лагерь снаружи.

— Мы что, остаемся здесь?! — взрывается Джу­лиан.

Тэк бросает на него тяжелый взгляд.

— А почему нет?

— Потому... — Джулиан беспомощно смотрит на остальных. Все отводят глаза. — Здесь убили людей. Это просто... неправильно.

— Неправильно уходить обратно в глушь, когда у нас есть крыша над головой, и кладовка, набитая едой, и силки куда лучше того дерьма, которым мы пользу­емся, — отрезает Тэк. — Регуляторы уже побывали здесь. Они не вернутся. Они и в первый раз справи­лись с работой.

Джулиан смотрит на меня в поисках поддержки. Но я слишком хорошо знаю Тэка и еще знаю Дикие земли. Я качаю головой. «Не спорь».

— Мы быстрее избавимся от вони, если выломаем еще часть окон, — говорит Рэйвен.

— Там за домом наколотые дрова, — говорит Алекс. — Я могу развести огонь.

— Ну ладно. — Тэк больше не смотрит на Джулиа­на. — Договорились. Мы остаемся здесь на ночь.

Мы выбрасываем обломки за дом. Я стараюсь не присматриваться к разбитым чашкам и разломанным стульям и не думать, что шесть месяцев назад я сидела здесь, согретая и накормленная.

Мы вымываем полы с уксусом, найденным в буфе­те, и Рэйвен, нарвав во дворе сухой травы, жжет ее по углам, пока дым, наконец не перешибает сладковатый, удушающий запах гниения.

Рэйвен отправляет меня поставить несколько сил­ков, и Джулиан вызывается пойти со мной. Возможно, он просто ищет повод, чтобы убраться из дома. Видно, что даже после того, как мы очистили комнаты почти от всех признаков погрома, ему все равно не по себе.

Мы, молча, проходим через заросший двор и углу­бляемся в гущу леса. Небо подернуто розовым и фио­летовым, и на земле лежат густые, словно мазки ки­стью, тени. Но все еще тепло, и некоторые деревья уже покрыты крохотными зелеными листочками.

Мне нравятся такие вот Дикие земли: обнаженные, прозрачные, не облаченные еще в весенний наряд, но исполненные стремления, и роста, и жажды солнца, с каждым днем утоляемой чуть больше. Вскоре Дикие земли расцветут, пьяные и полные жизни.

Джулиан помогает мне ставить ловушки — затрам­бовывает в мягкую землю, чтобы спрятать их. Мне нравится это ощущение: теплой земли и прикоснове­ний пальцев Джулиана.

Мы устанавливаем все три ловушки и помечаем эти места, обвязав окружающие деревья бечевкой, и Джулиан говорит:

— Я, пожалуй, не могу вернуться туда. Еще не могу.

— Ладно. — Я встаю, вытирая руки об джинсы.

Я тоже не готова возвращаться. Дело не только в доме. Дело в Алексе. А еще в группе, в перетягивании одеяла, разборках, в обидах и подковерных играх. Это на­столько не похоже на то, что я увидела, впервые попав в Дикие земли, в старый хоумстид. Там все были еди­ной семьей.

Джулиан тоже выпрямляется. Он приглаживает волосы, потом вдруг произносит:

— Помнишь, как мы впервые встретились?

— Это когда стервятники... — начинаю я, но он пе­ребивает:

— Нет-нет! — Он качает головой. — До того. На со­брании АБД.

Я киваю. Странно думать, что парень, которого я увидела в тот день, — дитя с плаката, призывающего к борьбе с делирией, воплощение правильности, - имеет какое-то отношение к парню, идущему сейчас рядом со мной, со спадающими на лицо спутанными прядями, с лицом, раскрасневшимся от холода.

Это всегда изумляет меня — что люди каждый день новые. Что они постоянно изменяются. Их постоянно нужно открывать заново, и им самим нужно себя за­ново открывать.

— Ты забыла перчатку. Вернулась и застала меня, когда я смотрел фотографии...

— Я помню, — отзываюсь я. — Кадры аэрофото­съемки, да? Ты мне тогда сказал, что выискиваешь ла­геря заразных.

Джулиан качает головой.

— Я соврал. Я просто... просто мне нравилось смо­треть на эти просторы. На эти места. Но мне и в голову никогда не приходило - даже когда я мечтал о Диких землях и неогороженных местах, — я никогда не ду­мал, что на самом деле все может быть вот так вот.

Я беру его за руку и пожимаю ее.

— Я знала, что ты врешь.

Сегодня глаза Джулиана совершенно голубые — летний такой цвет. Иногда они делаются серо- грозо­выми, как океан на рассвете. А иногда — светлыми-светлыми, как небо в час зари. Я уже знаю все оттенки. Джулиан проводит пальцем по моему подбородку.

— Лина...

Он так внимательно смотрит на меня, что я начи­наю тревожиться.

— Что случилось? — спрашиваю я, стараясь гово­рить беззаботно.

— Ничего. — Джулиан берет меня за вторую руку. — Ничего не случилось. Я... я хочу тебе кое-что сказать.

«Не надо», — пытаюсь произнести я, но мир рас­падается на части от бурления смеха, истерического ощущения, которое всегда возникает у меня перед эк­заменами. Джулиан случайно посадил на щеку гряз­ное пятно, и я начинаю хихикать.

— Что такое? — сердится он.

Но, раз начав смеяться, я уже не могу остановиться.

— Грязь, — сообщаю я и касаюсь его щеки. — Вы­пачкался.

— Лина! — Джулиан произносит это с такой силой, что я, наконец, умолкаю. — Я пытаюсь кое-что тебе ска­зать, понимаешь?

Несколько мгновений мы стоим, молча, глядя друг на друга. Дикие земли тоже словно застыли. Кажется, будто деревья вокруг затаили дыхание. Я вижу свое отражение в глазах Джулиана — тень, бесплотное очертание. Интересно, какой я кажусь ему?

Джулиан набирает побольше воздуха. А потом вы­паливает:

— Я люблю тебя.

Ровно в тот миг, когда у меня вырываете я:

— Не надо, не говори!

Еще одно мгновение тишины. Джулиан, кажется, потрясен.

— Что? — переспрашивает он, в конце концов.