кинулась в детскую. Она появилась через минуту с Викой на руках, сзади плелся заспанный лохматый Гришка.
— Она дышит, Гош. Ты чего всполошился? — проговорила Гуля удивленно.
— Она всегда раньше просыпается! — плакал Гошка. — А тут никак! У нее лицо неживое! С ней что- то не так, я точно знаю!
— Я сейчас маму позову, — пробормотал Гриша. — Погодите…
Он выскочил из комнаты и так же бесцеремонно, как давеча к нам Гошка, вломился в комнату матери.
Гуля положила девочку на кровать, мы склонились над ней, посмотрели на бледненькое, вытянувшееся личико, потом друг на друга.
— Ты знаешь, — сказал я, — что-то с ней и правда не так.
Гуля попыталась разбудить девочку, тормошила ее, звала по имени, но та никак не желала просыпаться. Она напоминала куклу, очень похожую на живого ребенка, но — только похожую.
Гошка стоял рядом и ревел от страха.
Вошла Элечка.
— Надо «скорую» вызывать, — пробормотала Гуля, вопрошающе на нее поглядев. — Только вот что мы им скажем? Кто мы? И откуда?
— Обойдемся без «скорой», — решительно заявила Элечка. — Я позвоню Зое. Все-таки она педиатр!
— Только побыстрее, тетечка Элечка! Пожалуйста! — кинулся к ней Гошка.
Зоя приехала очень быстро. Наверное, быстрее, чем смогла бы приехать «скорая». После беглого осмотра она безапелляционно заявила, что девочка в плохом состоянии и ей необходимо срочно пройти обследование.
— Симптомы очень нехорошие, — сказала она нам так тихо, чтобы не услышал Гошка. — А учитывая, в каких условиях она содержалась… Ребята, нужно везти ее в больницу!
Мы стали было объяснять, что у девочки нет никаких документов, но Зоя только махнула рукой.
— Все я знаю! У меня в Морозовской главврач знакомая, смогу пристроить. Давайте быстренько оденем ребенка и сразу поедем. Вызывайте такси.
Гошка, счастливый тем, что сестренка пришла в себя, таскал ее на руках, не отпуская от себя ни на минуту, и все время заглядывал ей в лицо, чтобы убедиться, что оно не стало таким же бледным и неживым, как несколько минут назад. Когда ему сказали, что Вику надо отвезти в больницу и поедет она туда без него, Гошка неожиданно бурно воспротивился этому, пламенно уверяя взрослых, что с Викой теперь будет все в порядке и ничего больше не случится.
Мы пытались ему объяснить что-то, убедить по-хорошему, но, в конце концов, пришлось мальчишку чуть ли не насильно удерживать, чтобы Зоя с Викой могли уйти.
— Я никогда не оставлял ее надолго одну, — хмуро сказал Гошка, провожая взглядом отъезжающую машину. — Знаю я этих врачей… Они за ней смотреть не будут… Надо было мне с ней вместе ехать…
Еще долго он ходил мрачным, хмурился, кусал губы и не желал ни с кем разговаривать, но, в конце концов, когда из комнаты раздался Гришкин победный клич и жалобное рычание очередного поверженного монстра, Гошка не выдержал и побежал сначала просто посмотреть, а потом и присоединился к игре.
Мы с Гулей вздохнули облегченно и отправились на кухню. Гуля — готовить обед, а я развлекать ее разговорами. Элечка работала сегодня с утра и потому убежала из Дома сразу же после того, как уехали Зоя и Вика. Когда исчез таинственный ГОСТЬ, никто и не заметил…
Глава 8
О несчастье у Рославлевых я узнала на следующий вечер.
Впрочем, беда не приходит одна, беды всегда много, и сначала я узнала не о той трагедии, которая разыгралась в милой квартирке стариков, а о болезни маленькой Вики. Прежде всего был утренний звонок от Элечки. Вика потеряла сознание, и они не могли привести ее в себя минут двадцать… Элька страшно перепугалась. Готова была уже плюнуть на всю конспирацию и вызывать «скорую», но девочка пришла в сознание и принялась хныкать. И подруга моя решила ограничиться тем, что вызвала Зою. Все-таки Зоя — педиатр. А у Элечки — сын. И неизвестно, чем эта малышка могла заразиться — и чем заразить Гришеньку! Осмотрев Вику, Зоя сказала, что ничем инфекционным девочка не больна и что все это напоминает последствия длительного отравления организма медикаментами. И увезла Вику с собой, заявив, что найдет способ поместить ее на обследование в Морозовскую больницу безо всяких документов: у нее там работала подруга. У Гоши случилась истерика, он был уверен, что сестру сдадут в приют. Пришлось Лешке силой его удерживать, чтобы он не бежал за Зоей, уносившей его сестренку.
По мрачному тону Элечки я поняла, что прогноз относительно Вики не очень-то благоприятный и что сказать об этом вслух ей мешает присутствие Гоши.
Выслушав Элечку, день я провела в печали… А вечером печаль сменилась кошмаром.
Хорошо еще, я была дома. Стирала. Если бы я поехала к Косте — Анюта не смогла бы меня разыскать и неизвестно, что бы с ней, бедненькой, было. Но, придя с работы и обнаружив дома весь этот кошмар, она прежде всего позвонила не в «скорую помощь» и не в милицию: она позвонила мне. Так уж было заведено у нас с детства: она всегда и во всем могла положиться на меня, а я по первому зову бежала на помощь к девочке, чьи родители погибли в Афганистане…
— Соня, они убили дедушку. Они его мучили и убили. Он умер, Соня. И он весь изранен. Бабушка еще жива. Но она умирает. Я вижу. Она умирает, — совершенно неживым голосом бормотала в трубку Анюта.
Я просто онемела. Я не знала, верить ли тому, что я слышу. Кто такие «они» — у меня вопросов не возникало. Это и так ясно. Но как «они» могли совершить такое… Тем более — если Лешки и Гули все равно там не было…
— Что мне делать, Соня? Что делать? Если я позвоню в «скорую», они вызовут сюда милицию! Меня допросят! И мне придется сказать все про Лешу! А Леша говорил, что вся милиция куплена! И тогда они найдут его!
Господи, каких трудов мне стоило убедить Анюту в том, что совершенно не обязательно рассказывать милиции про Лешку… Она такая законопослушная! И такая… Нет, я не скажу — глупая. Это неправда. Она не глупая.
Просто она — слишком женщина. Она не создана для таких испытаний. Ей бы детей рожать, дом вести и на мир смотреть из-за могучего мужниного плеча. И никаких решений не принимать самостоятельно…
Я уговаривала Анюту солгать милиционерам, будто она не знает, кто мог сотворить такое с ее родными стариками. А сама смотрела на секундную стрелку часов: каждая секунда могла стоить жизни Анне Сергеевне! Но Анюту необходимо было подготовить к встрече со слугами закона.
— Если тебя спросят, кого ты подозреваешь, скажи, что — никого, что врагов у вас не было, что, может быть, — воры…
— У нас нечего брать!
— Дедовы ордена. К тому же преступники могли и не знать, что у вас нечего брать. Все, теперь я повешу трубку и поеду к тебе. А ты вызовешь «скорую» и милицию. Я уже еду. Держись.
Я схватила сумку, накинула плащ и выбежала из квартиры, даже не переодевшись, как была: в старых джинсах и старой рубахе.
И приехала одновременно со «скорой».
Милиция была уже на месте. Рыдающая Анюта давала показания. Вернее, пыталась давать показания, что у нее не очень-то получалось, — она все время икала и захлебывалась слезами. Но для нашей конспирации так было даже лучше…
Я еле прорвалась в квартиру. Если бы не Анюта — меня бы вообще не пустили. Но она простерла ко
