Пленная Воля

Звуков резких сочетанье,
Скрип наточенных ножей,
И жеванье, и глотанье,
И невнятный гул речей.

Звон посуды, залпы пробок,
Струн назойливый напев,
Нежный шепот и бок о бок
Смех и брань визгливых дев.

Пахнет дичью, пахнет мясом,
Сыром, фруктами, вином,
Пахнет гуще с каждым часом
И едой и табаком.

Пахнет женскими духами,
И цветами, и весной,
И смазными сапогами,
И навозом за стеной.

Блещут вольтовые дуги
В белых круглых фонарях
И злословят на досуге
Об алеющих зарях,

Оскорбляют звезды сплетней,
Дерзким вызовом — луну,
Шипом хриплым — ночи летней
Оскверняя тишину.

Так все ярко, так все шумно,
Без стыда обнажено,
Безнадежно и бездумно,
И безвкусно, как вино,

Так бесцветно-ограничен
Неба бледного простор,
Так уныло-безразличен
Звезд чуть видных тусклый взор,

Так спокойно все забыто,
Что сердца гнетет нуждой,
Так кругом все сыто, сыто
И любовью и едой…

Эти люди мне не судьи:
Не понять им, для чего
В самоцельном многолюдье
Миру нужно Божество,

И каким незримым чудом,
Претворяя в жертву грех,
Человек, восстав над блудом,
Восстает один для всех…

В мутной луже пьяных оргий
Чистый светоч душ угас.
Но сквозь пьяные восторги
Чист, как он, я мыслю вас.

Памяти Толстого

Кольцо сомкнулось под землею:
Где Достоевский, там Толстой.
Один был нашею душою
И плотью нашей был другой.

Их родила одна стихия,
И верил я, что смерти нет,
Где гробом стать должна Россия,
И быть могилой — целый свет.

И скорбно чту я общий жребий
России лучших сыновей,
Чей вопль, как вопль толпы о хлебе,
Гремит над родиной моей.