познакомились в баре.
Даже в пьяном виде профессор Эмерсон оставался придурком.
— Я не подцепила вас, профессор, а подвезла до вашего дома. Теперь подвожу до вашего этажа. А если вы не пере станете молоть чепуху, я высажу вас на первом попавшемся этаже и отправлюсь домой, — пообещала Джулия, у которой кончился запас ангельского терпения.
Как и ему когда-то, ей пришлось перепробовать несколь¬ко ключей. Открыв дверь, Джулия ввела Габриеля в прихо-
жую и зажгла свет. Теперь она имела полное право уйти. Уж как нибудь он добредет до спальни. Может и на полу заснуть. Ничего, пол у него теплый. Но и вторая попытка расстаться с пьяным профессором разлетелась в прах. Габриель забор- мотал, что его, похоже, скоро стошнит. Джулия представила, как он вдруг падает ничком на пол ванной и захлебывается
собственной блевотиной. Так умер кто-то из прежних куми¬ров рок-музыки. Друзей у него не было, и труп обнаружили лишь через несколько дней. Вздохнув, Джулия поняла, что
ей придется торчать в роскошйой профессорской квартире но тех пор, пока он не облегчит свой поганый желудок и не уляжется спать. Она положила сумку на столик в прихожей, бросив поверх свой плащ.
Габриель стоял у стены. Глаза его были закрыты. Тем лучше: не заметит, что на ней по-прежнему надет его свитер. А не то еще начнет шутить, что это только девочки-подростки носят одежду парней, в которых втюрились по уши.
— Идемте, профессор.
Джулия закинула его руку себе на плечи и вновь обняла за талию, пытаясь оторвать от стены.
— Куда это вы меня ведете? — удивился он, открыв глаза и оглядываясь по сторонам.
— В постель.
Габриель принялся хохотать. Он снова привалился к стене и с любопытством глядел на Джулию.
— Что вас так рассмешило?
— Мисс Митчелл, не торопитесь, — выдохнул он. Его го- лос сделался хриплым. — Вы тащите меня в постель, но еще ни разу меня не поцеловали. Не думаете ли вы, что нам нужно начать с поцелуев и пару вечеров уделить ласкам на кушетке?
ПОТОМ можно будет и в постель. Я ведь еще и приручить вас не успел, настырный вы маленький котенок. А вы, насколь¬ко помню, пока что девственница. Надеюсь.
Джулию рассердила его болтовня, особенно последние фразы.
— Вы ни дня в жизни не потратили на ласки. И я, дурень вы ученый, тащу вас не в постель, а в вашу спальню. Там вы можете спать где угодно, хоть на потолке, потому что вам не¬обходимо проспаться как следует. А теперь идемте, и хватит вашей трепотни!
— Поцелуйте меня, Джулианна. Поцелуйте меня на ночь. — Он смотрел на нее во все глаза. Его голос понизился до бархатного шепота: — Поцелуйте, и тогда я лягу, как по¬слушный маленький мальчик. А если вы будете очень послушным котеночком, я позволю вам лечь рядом.
У Джулии перехватило дыхание. Габриель сейчас не выглядел пьяным. Он был на удивление трезв. Его глаза сначала ласково скользили по ее телу, а затем застыли на ее груди дольше, чем допускали приличия. Потом он начал облизывать свои губы.
«А вот и его обольстительная улыбка… пять, четыре, три, два один… обморок». К счастью, в ее нынешнем настроении Джулия не была подвержена обморокам.
Она тут же высвободилась и отвернулась, избегая смотреть ему в глаза. Она боялась смотреть, как боятся смотреть на солнце. Габриель оторвался от стены и шагнул к ней. Джулия почувствовала себя в ловушке. У нее за спиной была другая стена, а Габриель неумолимо приближался.
Ее глаза округлились от страха. Он заманил ее в ловуш¬ку! Зверь в нем проголодался.
— Прошу вас, не надо… не надо мне… делать больно, —взмолилась Джулия.
Лоб Габриеля покрылся морщинами. Он протянул к ней руки, осторожно взял ее лицо в свои ладони и приподнял так, чтобы она смотрела прямо в его дерзкие, сверкающие глаза.
— Больно? Вам? Никогда, — прошептал он, приникая к ее губам.
Ощутив его губы, Джулия мгновенно утратила всякую способность думать и анализировать. Она погрузилась в чувства. Никогда еще в ней не было столько смелости, и никогда еще ее разум не отступал так далеко на задний план. Его рот почти не двигался, но его губы были влажными и на удивле¬ние мягкими. Возможно, все необычные ощущения имели простое объяснение: Габриель целовался с нею, будучи силь¬но пьяным. Пусть и так, но ей казалось, будто их губы соединились навсегда и эту связь — сильную, настоящую нельзя разорвать даже на секунду. Джулия не осмеливалась шевельнуться, боясь, что Габриель отпустит ее губы и уже ни¬когда не поцелует ее снова.
Он был дерзок и нежен. Его руки осторожно гладили ее щеки. Но с новой силой вспыхнувшие чувства были куда сильнее, чем шесть лет назад. В ушах Джулии бешено стучала кровь, у нее горели щеки, шея и все тело. Она гладила его спину, наслаждаясь ощущением мускулов под рубашкой. Его сердце билось почти рядом с её сердцем. Он был сейчас сама нежность и кротость. Но его рот открыл в ней жажду поце¬луев. Ей хотелось еще, еще, еще.
Никто из них не знал, сколько минут и секунд они провели в этом «поцелуйном экстазе». Когда он кончился, у Джу- лии кружилась голова. Это было насыщение, нет, перенасы¬щение. Почти мгновенное удовлетворение давних и сокровен¬ных желаний ее сердца. Перед глазами замелькали картины того вечера в старом яблоневом саду. Они не были плодами ее воображения. Они не были воспоминаниями. Они будо¬ражили ей душу… А ему? Испытывал ли он сейчас то же, что шесть лет назад? Или теперь у него выработался иммунитет к подобным чувствам?
— Прекрасная Джулианна, — прошептал он, пошатыва-ясь, отходя от нее.
Он облизал губы, будто на них еще остались капельки ее нектара. И вдруг удивительное состояние, владевшее им, исчезло. Глаза Габриеля закрылись. Он привалился к стене,
готовый рухнуть на пол и уснуть.
Когда Джулия вернулась в привычное состояние, ей удалось кое-как дотащить Габриеля до спальни. И все было бы здорово. Все было бы просто замечательно, если бы он вдруг не открыл свой рот и не выплеснул на Джулию зловонную смесь из выпитого виски и пищи, съеденной им за этот день. Когда «фонтан» иссяк, темно-зеленый кашемировый свитер
превратился в абстрактную композицию из рыжевато-коричневых пятен.
Джулия вскрикнула. Ее желудок, весьма чувствительный к подобным запахам, тоже забурлил, грозя выплеснуть вы¬питый коктейль. «Даже на волосы попало. Боги всех добрых самаритян, помогите мне, и поскорее».
— Простите, Джулианна. Я оказался плохим мальчи-ком, — совсем по-детски пробормотал Габриель.
Она задержала дыхание и покачала головой:
— Ничего страшного. Это нельзя было оставлять внутри организма. Идемте.
Теперь она потащила «плохого мальчишку» в хозяйскую ванную, где он успел сесть в обнимку с унитазом и исторг¬нуть туда вторую порцию.
Пока Габриеля рвало, Джулия, зажав нос, разглядывала просторное помещение ванной. Делала она это вовсе не из любопытства, а чтобы остановить собственные позывы на рвоту. Ого, какая ванна! Тут два человека поместятся, если не три. Смотри. Смотри на отделку, на сияющие краны. И ду¬шевая кабина тоже на двоих, с потрясающим душем. Можно себе настоящий тропический ливень устроить. Смотри, вни¬мательно смотри. Что у него тут еще? Ага, большие белые пушистые полотенца. Великолепно. Одного хватит, чтобы собрать всю блевотину. Да смотри же!
Когда желудок вывернул все, что таил в своих недрах, Джулия подала Габриелю такое же пушистое ручное полотен¬це. Он застонал и замотал головой. Пришлось ей самой выти¬рать ему лицо и губы и потом подносить к этим губам стакан с водой, чтобы он прополоскал рот.
Джулия вдруг подумала, что возится с ним, как с ребен-ком. Такого опыта у нее не было. Она не помнила, чтобы и детстве родная мать досаждала ей чрезмерной заботой. Чаще всего эта забота выражалась фразами: «Уже большая» и «По¬ра бы и самой уметь». Джулия мечтала о любви, но почти
