Прошло несколько минут. Габриель вернулся, неся тарел¬ку с одним куском шоколадного торта и одной вилкой.
— Как насчет десерта? — спросил он и, не дожидаясь от¬вета, сел, пододвинувшись к ней почти вплотную. — Я знаю, до чего ты любишь шоколад, — прошептал он ей на ухо. — Тебе понравится этот торт.
Он поднес вилку к ее носу, дразня ароматом. Джулия ин¬стинктивно облизала губы. Судя по запаху, торт был боже¬ственно вкусным. Она потянулась за вилкой, но Габриель успел раньше. Он зажал вилку в ладони.
— Нет. Позволь мне накормить тебя.
— Я уже не маленькая.
— Тогда не веди себя как ребенок. Доверься мне. Пожа¬луйста.
Джулия покачала головой и отвернулась, чтобы не смо- греть, как он слизывает крошки шоколадной глазури, при¬ставшие к вилке.
— Ой, как вкусно, — промурлыкал Габриель. — Знаешь, кормление — это интимное проявление заботы и любви. Со¬единение с другим человеком через пищу. — Габриель под¬лел на вилку малюсенький кусочек торта и поводил им возле носа Джулии. — Подумай, когда мы причащаемся, мы не возражаем, что священник кладет нам в рот облатку. Нас ведь всегда кто-то кормит. Наши матери, когда мы дети. Наши друзья, когда мы приходим к ним в гости… А что есть слияние тел влюбленных, как не причастие? Как не едине¬ние через особую пищу, которой насыщаются не только их
тела, но и души? Неужели тебе совсем не хочется, чтобы я те¬бя кормил? У нас нет единения тел, так пусть будет единение душ через этот торт.
Джулия молчала. Тогда Габриель поддел вилкой самый аппетитный кусочек и отправил себе в рот. Джулия нахмури¬лась. Если он думает, что это «пищевое порно» ее возбудит и сделает куском податливой глины в его руках…
…он был прав.
Зрелище Габриеля, лакомящегося тортом, было чистей шей эротикой. Габриель наслаждался каждым кусочком. Он облизывал губы и вилку. Время от времени он закрывал гла¬за и стонал. Звуки эти показались ей очень знакомыми. Все движения были медленными и очень чувственными. Поеда¬ние стремительно уменьшавшегося куска подчинялось неко¬ему завораживающему ритму. И Габриель об этом знал. Его глаза сверкали, вовлекая в этот ритм глаза Джулии.
Ей вдруг стало жарко, потом душно. Щеки горели. Дыха ние сделалось шумным и напряженным. По лбу заструились капельки пота. А о том, что у нее делалось внизу, Джулия бо¬ялась даже думать…
«Что он вытворяет со мной? Это ведь похоже на…»
— Джулия, последний шанс.
Вилка в его руке выделывала замысловатые па на уровне ее глаз.
Джулия пыталась сопротивляться. Пыталась отворачи ваться. Но когда она открыла рот, чтобы заявить об отказе, ее язык мгновенно соприкоснулся с шоколадным чудом.
— Ну ведь вкусно же, правда? — вполголоса бормотал Габриель, показывая свои белые, безупречные зубы. — Вот и мой котеночек попробовал вкусненького.
Джулия покраснела еще сильнее и провела пальцами по губам, собирая последние крошки. Габриель был прав: тако¬го вкусного торта она еще не ела.
— Ну и зачем ты противилась? Видишь, как приятно, когда о тебе заботятся? — прошептал он. — Особенно когда это делаю я. Верно?
Джулия начинала сомневаться, а был ли у нее шанс воспротивиться соблазну. Все, что Габриель говорил о ее до
бродетели, таинственным образом выветрилось у нее из го¬ловы.
Он взял ее руку и поднес к своим губам.
— У тебя на пальцах остались драгоценные крупинки шоколада, — промурлыкал Габриель, глядя на нее сквозь полуопущенные ресницы. — Можно, я ими полакомлюсь?
Джулия шумно вдохнула. Она не совсем понимала, что он затеял, а потому промолчала.
Лукаво улыбаясь и принимая ее молчание за согласие, Габриель медленно облизал все ее пальцы, поцеловав кон¬чик каждого из них.
Джулия закусила губу, чтобы не застонать. Ей казалось, что у нее вот-вот вспыхнет все тело. «Габриель, паршивец, ты ведь уже трахаешь меня». Когда слизывание шоколадных кро¬шек завершилось, Джулия закрыла глаза и отерла пот со лба.
Габриель молча смотрел на нее. Время остановилось.
— Ты совсем устала, — вдруг произнес он и загасил све¬чи. — Пора в постель.
— А как насчет разговора? — напомнила ему Джулия.
— Мы оба очень устали, чтобы вести его сегодня. Разговор нам предстоит долгий, и начинать его надо на свежую го¬лову.
— Габриель, пожалуйста, не делай… этого, — тихим, от¬чаявшимся голосом попросила Джулия.
— Одна ночь. Проведи со мной одну ночь, и, если завтра ты захочешь уйти, я не стану тебя удерживать.. — Габриель бережно подхватил ее на руки и крепко прижал к себе.
Джулия чувствовала, как тают последние крупицы ее са¬мообладания. Совсем как крошки шоколада. У нее не оста¬лось сил. Он выжал ее, умело лишив способности к сопро¬тивлению. Возможно, причиной тому было выпитое шампан¬ское, а может, события этого сумбурного, взрывного дня. Но что толку искать объяснения, если она уже не может ему про¬тивиться? У нее колотилось сердце. Жар, бушевавший вну¬три, грозил расплавить все, что там находилось. Ее разум мог не хотеть Габриеля, ее душа могла не хотеть Габриеля… но ее женская природа, ее лоно… они жаждали его.
«Он поглотит меня, телесно и душевно».
В мечтах и снах она отдавала свою девственность только Габриелю. Но не в таком состоянии. Ей казалось, что это должно происходить спокойнее и торжественнее. Не с зата¬енным отчаянием, прячущимся в дальнем углу ее сознания. И не с загадочным блеском в его глазах.
Габриель отнес ее в свою спальню и осторожно уложил посередине громоздкой средневековой кровати. Потом зажег свечи, расставив их в разных местах спальни: на ночном столике, на комоде и под изображениями Данте и Беатриче. Вы ключив электрический свет, Габриель отправился в ванную,
Джулия хотела еще раз взглянуть на те фотографии, но их не было. Ни одной из шести. Пустые стены. Только репро¬дукция с картины Холидея, шесть крючков и кусочки про волоки.
«Зачем он снял фотографии? И когда?»
Джулия обрадовалась, что фотографий больше нет. При свечах они смотрелись бы еще чувственнее, обнажая всю темную силу зова плоти и показывая Джулии, что и ее скоро ждет такая же судьба. Нагая, безымянная, безликая, лишен ная души. Джулия лишь надеялась, что в первый раз у них не будет так, как у пары на шестом снимке.
Неужели этого он и хотел? Неужели этого добивался? Со¬рвать с нее одежду, перевернуть на живот, навалиться на нее сзади… даже не заглянув ей в глаза. Неужели, забирая ее дев¬ственность, он даже не поцелует ее? Что ее ждет? Агрессия прорвавшейся похоти? Вечное мужское желание подчинить женщину себе? Не считая исчезнувших фотографий, Джулия ничего не знала о сексуальных пристрастиях Габриеля. Но ведь он сам с предельной откровенностью обрисовал ей свои отношения с женщинами, сказав, что трахается с ними. Не спит, не вступает в интимные отношения, а попросту тра¬хается.
Джулия была на грани паники. Она судорожно хватала ртом воздух. В мозг ввинтился гнусный голос, который она предпочла бы никогда не слышать. Этот голос изводил ее призывами трахаться, как животные. Как скоты.
Габриель вернулся, одетый в темно-зеленую футболку и пижамные брюки в синюю и зеленую клетку. Он принес стакан воды, который поставил на ночной столик. До этого момента Джулия лежала на одеяле. Габриель откинул край одеяла и приступил к тому, чего она так страшилась, — к ее раздеванию.
Джулия дернулась, но он сделал вид, что не заметил это¬го. Он прилег на бок, возле ее ног, подтянув их к своей гру¬ди. Он неторопливо расшнуровал ее кроссовки, снял их, за¬тем снял носки, нежно
