кательная девушка. Аспирантка, которая всерьез хочет заниматься творчеством Данте. Что постыдного во всем этом? Или она должна стыдиться своего отца, не сумевшего заработать ей на Гарвард? Как говорят англичане? «Если не мо-
жешь иметь лучшее, используй наилучшим образом то, что имеешь». Вот она и старается превратить эту дыру в уютное жилище, поскольку другое ей не по карману. А он пришел
сюда и позволил заявить, что это место не годится даже в ка-честве жилья для собаки! Браво, профессор Эмерсон! Он за-
ставил Джулию почувствовать себя глупой и никчемной, хотя
она не то и не другое. Что бы сказала Грейс, если бы слыша¬ла сейчас его слова?
Профессор Эмерсон оказался придурком. По крайней ме¬рс, он это знал.
Простите меня, — с трудом выговаривая слова, произ¬нес он. — Сам не знаю, что на меня нашло. — Он закрыл
глаза и принялся массировать веки.
— Вы совсем недавно потеряли мать.
В голосе Джулии не было и тени обиды! Только состра-
дание и готовность простить его за все резкости.
У Эмерсона щелкнул внутренний выключатель.
- Мне не надо было сюда приходить, — сказал он, под-
нимаясь со стула. — Я лучше уйду.
Джулия его не удерживала. Она подала профессору зонт, затем сняла с крючка его плащ. Она стояла, опустив глаза и чувствуя, как пылают ее щеки. Ушел бы он скорее! Какая же она была дура, пригласив его на чай и показав свое жилище.
Еще бы, такие дыры лишь оскорбляют утонченный эстети¬ческий вкус профессора Эмерсона. Утром она гордилась иде¬альной чистотой, наведенной в этой «хоббитовой норе», а сейчас чувствовала себя раздавленной и опустошенной. От¬того что он видит ее жалкой и униженной, ей становилось еще тошнее.
Кивнув ей и пробормотав что-то неразборчивое, профес¬сор Эмерсон покинул ненавистное ему жилище.
Джулия прислонилась спиной к закрытой двери и нако¬нец позволила себе зареветь.
Тук-тук. Тук-тук.
Она знала, кто стучится, но открывать не хотела.
«Боги „хоббитовых нор“, в которых недостойна жить да¬же собака, но за которые приходится каждый месяц выкла¬дывать кругленькую сумму, сделайте так, чтобы он ушел с миром». Эти боги оказались менее сговорчивыми и не отве¬тили на ее молитву.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Джулия быстро вытерла рукавом лицо и чуть-чуть при-открыла дверь.
Профессор удивленно моргал, глядя на нее так, словно она была рождественской елкой. До него с трудом доходило, что за короткое время между его уходом и возвращением она успела всласть пореветь.
Джулия кашлянула, глядя на его итальянские ботинки со слегка загнутыми носами. Профессор переминался с ноги на ногу.
— Когда вы в последний раз ели что-нибудь мясное? — вдруг спросил он.
Джулия засмеялась и покачала головой. Такие мелочи она не запоминала. Какие бифштексы с ее стипендией?
— Во всяком случае, вскоре вас ожидает встреча с изы¬сканно приготовленным мясом. Я жутко проголодался, и вы поедете со мною обедать.
Она позволила себе легкую язвительную улыбку.
— Вы уверены, профессор, что потом не будете жалеть? Вдруг мое общество вызовет у вас те же чувства, что и моя квартира? — Она скорчила рожицу, подражая одной из его недавних гримас.
Профессор Эмерсон слегка покраснел:
— Что было, то прошло. Вот только…
Он выразительно поглядел на ее одежду, задержавшись несколько дольше, чем позволяли приличия, на вырезе ее футболки и округлостях ее красивой груди.
— Я могу переодеться, — сказала Джулия, в который уже раз опуская глаза.
— Да, именно это я и имел в виду. Найдите у себя что- нибудь более подходящее…
Она понимала: он вовсе не хотел ее обидеть. И все равно его слова больно ее задели.
— Пусть я не из богатых, но у меня есть более подходя¬щие, как вы изволили выразиться, вещи. Не беспокойтесь, нам не придется краснеть за то, что привели с собой вуль¬гарную девчонку.
Профессор покраснел еще больше.
— Я имел в виду… одежду, более подходящую для ресто¬рана. Ведь и мне придется надеть пиджак и галстук.
Теперь Джулия окинула его взглядом, задержавшись доль¬ше, чем позволяли приличия, на проступающих под свите¬ром широких грудных мышцах.
— Я соглашусь поехать с вами при одном условии.
— Ваша поездка не обсуждается.
— В таком случае, профессор, приятного вам аппетита без меня.
— Подождите.
Он просунул свой дорогой итальянский ботинок в щель между дверью и косяком. Сейчас его не волновало, что на коже могут остаться царапины или потертости.
— Какое ваше условие?
— Объясните, почему после всего, что вы мне наговори¬ли, я должна ехать с вами на обед?
Умница-профессор очумело поглядел на нее, затем по-краснел до корней волос и забормотал, запинаясь на каждом
слове:
— Я… э-э… потому что… вы могли бы сказать, что мы… или вы… — (Джулия удивленно повела бровью и стала мед¬ленно закрывать дверь.) — Постойте. — Он уперся рукой в дверь, не давая Джулии закрывать ее и калечить его правую ногу. — Потому что Пол написал сущую правду. «Эмер¬сон — придурок». Но теперь Эмерсон, по крайней мере, это знает.
Джулия вдруг улыбнулась ему, и он, сам того не желая, тоже улыбнулся. Когда она улыбалась, то становилась просто неотразимой. Он был готов сделать так, чтобы она улыбалась почаще. Зачем? Ради эстетического удовольствия.
— Я подожду вас на лестнице.
Не дав ей опомниться и придумать новое возражение, профессор быстро захлопнул дверь.
Оставшись одна, Джулия закрыла глаза и застонала. Она не привыкла к столь стремительным поворотам событий.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Несколько минут профессор Эмерсон мерил шагами лест¬ничную площадку на ее этаже. Потом он привалился к стене и начал массировать лицо. Он не понимал, что заставило его проводить Джулию до дверей квартиры, принять приглаше¬ние на чай, а потом наговорить ей кучу гадостей. Зато он хо¬рошо понимал, что запущенная им цепная реакция глупо-
стей может принять угрожающие размеры. Начать с их встре¬чи у него в кабинете. Он непрофессионально вел себя с мисс Митчелл и балансировал на грани прямых словесных оскорблений. Мало того, посадил ее к себе в машину. Одну. Нако¬нец, словно ему было мало других неприятностей, оказался у нее в квартире. Все это грубым образом нарушало правила
Торонтского университета.
Если бы он подобрал на улице не Джулию, а мисс Петер-
сон та бы времени не теряла. Она бы нагнулась и зубами от-
