Я сам вытру пол. А вы переоденьтесь, а то еще под- хвате воспаление легких.
И умру, — добавила она себе под нос.
Джулия раскрыла шкаф и принялась рыться в оставшей- ся одежде, стараясь не зацепиться за чемоданы. Профессору показалось странным, что мисс Митчелл так и не удосужи¬лась распаковать свои вещи, но о причинах он спрашивать мс стал.
Он забыл, когда в последний раз сам мыл пол. Естествен¬но, пол в этой квартире тоже был убогим — истертым и скри¬пучим. Раздумывая над тем, почему у мисс Митчелл нет спе¬циальной тряпки для пола, профессор Эмерсон добросовестно вытер серо-коричневые половицы. Затем его взгляд переместился на стены, когда-то белые, а теперь ставшие грязновато-кремовыми, с завитками облупившейся краски.
Потолок хранил следы протечек. Разводы в углу намекали на скорое появление плесени. Черт побери, почему такая милая девушка, как мисс Митчелл, должна жить в столь жутких условиях? Однако в квартире было на удивление чисто. Гор¬дая бедность — у классиков это называлось так.
— И сколько же вы платите за свою квартиру? — спро¬сил он, вновь скрючиваясь и садясь на шаткое сооружение, имевшее наглость называться стулом.
Кстати, ростом профессор Эмерсон почти не уступал Нолу.
— Восемьсот канадских долларов. Это за все, включая свет, воду и отопление, — ответила Джулия, скрываясь в ван¬ной.
Профессор Эмерсон с некоторым сожалением подумал
о своих брюках от Армани. Вернувшись из Филадельфии, он их попросту выкинул. Он не представлял, как можно их на¬деть снова после столь обильного орошения младенческой мочой. Никакие химчистки уже не исправят того, что сотво¬рил с ними крикливый ребенок. А между тем стоимость этих брюк, купленных Полиной, была выше месячной платы за каморку мисс Митчелл.
Продолжая разглядывать ее квартиру, профессор чувст¬вовал все жалкие и бессмысленные потуги Джулии сделать это место своим домом. Над кроватью она повесила большую репродукцию картины Генри Холидея «Встреча Данте и Беатриче на мосту Санта-Тринита». Эмерсон представил, как она каждый вечер, перед сном, смотрит на эту картину, раз¬метав по подушке свои длинные сияющие волосы. Мысль эту он тут же благоразумно запихнул в глубины подсознания. Странно, у них обоих есть одинаковая репродукция полотна Холидея. Но еще более странным было только сейчас подме¬ченное им сходство Джулии с Беатриче. Мысль ввинтилась в его мозг, точно штопор, однако профессор был начеку и сра¬зу же ее отбросил.
Обшарпанные стены украшало еще несколько картин из итальянской жизни: рисунок Флорентийского собора, на¬бросок собора Святого Марка в Венеции. Была и черно-бе- лая фотография римского собора Святого Петра. Весь подо¬конник занимали горшки с цветами, среди которых выде¬лялся черенок рододендрона. Похоже, мисс Митчелл делала все, чтобы черенок прижился и разросся. Профессору Эмер¬сону понравились сиреневые занавески на окнах, прекрасно гармонирующие с покрывалом и подушками на кровати. Книжная полка была заставлена книгами на английском и итальянском языках, подобранными со вкусом. Это тоже не¬мало удивило профессора. Однако никакие картины, цветы и книги не могли скрыть убожество маленькой, давно не ре¬монтировавшейся квартиры, не имевшей даже кухни. Нет, он бы и свою собаку не поселил в такой «конуре»… конечно,, если бы у него была собака.
К этому времени Джулия переоделась в подобие спортив¬ного костюма — черную фуфайку с капюшоном и эластичные облегающие брюки. Свои роскошные волосы она собрала в пучок. Даже такой наряд не лишал ее привлекательности. Она была чертовски хороша. Настоящая сильфида.
— Какой сорт чая вам заварить? У меня есть «Англий¬ский завтрак» и «Леди Грей».
Плитку Джулия поставила на пол, а на ее место водрузи¬ла чайник. Потом она размотала провод и полезла под ко¬мод, где находилась розетка.
Профессору сразу вспомнилось, как она ползала по полу у него в кабинете, и он мысленно покачал головой. У этой де¬вушки не было ни высокомерия, ни горделивого себялюбия. Что ж, похвально. Тем не менее профессору почему-то было невыносимо постоянно видеть ее на коленях. Почему — он и сам не понимал.
— Лучше «Английский завтрак». Скажите, а почему вы здесь живете?
Неожиданность вопроса и резкость его тона заставили Джулию вскочить на ноги. Стоя к профессору спиной, она достала большой керамический заварочный чайник и две красивые фарфоровые чашки с блюдцами.
— Здесь тихо. Приятное окружение. Машины у меня нет, а отсюда легко добираться пешком до университета. Она достала пару серебряных чайных ложек. — И потом, это была лучшая квартира из предлагавшихся за такие деньги
Не взглянув на профессора, Джулия поставила чашки на столик и вернулась к комоду.
— А почему вы не поселились в аспирантском общежи¬тии на Чарльз-стрит?
Джулия что-то уронила. С его места было не видно, что именно.
— Я рассчитывала поступить в аспирантуру другого уни-верситета, но у меня не получилось. А к тому времени, когда я приехала в Торонто, мест в том общежитии уже не было.
— И где же вы рассчитывали учиться? — (Джулия не отвечала, терзая зубами нижнюю губу.) — Мисс Митчелл, я ведь задал вам вопрос.
— В Гарварде, — буркнула она.
Профессор Эмерсон едва не грохнулся с жесткого стула.
— В Гарварде? Тогда какого черта вас понесло сюда?
Джулии хотелось улыбнуться. Она знала причину про-фессорского вопроса.
— Торонто называют Северным Гарвардом.
— Не юлите, мисс Митчелл. Я хочу слышать ваш ответ.
— Да, профессор. Я знаю, вы всегда требуете ответов на ваши вопросы. — Она выгнула брови, и профессор поспеш¬но отвернулся. — Мне нечего скрывать. Моему отцу высшее образование его дочери не по карману. На предоставленную мне стипендию в Гарварде не прожить. Жизнь в Торонто го¬раздо дешевле. На мне и так висит несколько тысяч долга по студенческому займу в Университете Святого Иосифа. Я ре¬шила не делать новых долгов и потому оказалась здесь.
Закипевший чайник вновь заставил Джулию опуститься на колени, чтобы выдернуть вилку из розетки.
— Я этого не знал, — морщась, сказал профессор Эмер¬сон. — В вашем личном деле это не отражено. Вам следова¬ло бы рассказать администрации о вашем… материальном положении.
Джулия пропустила его слова мимо ушей. Она ополос¬нула заварочный чайник, засыпала туда чай и залила кипят¬ком.
Профессор не мог успокоиться.
— Нельзя жить в таком ужасном месте, — говорил он, неистово размахивая руками. — Здесь даже кухни нет. Я не представляю, как вы готовите себе еду.
Джулия поставила чайник на столик, добавив к нему се-ребряное ситечко, затем села на другой стул. Ее руки начали двигаться сами собой.
— Я ем много овощей. На плитке можно прекрасно гото¬вить кускус. Кстати, кускус — очень питательное блюдо.
Ее голос немного дрожал, но она старалась говорить бо¬дро, всем видом показывая, что приехала сюда изучать твор¬чество Данте, а не ублажать собственное чрево.
— Не болтайте ерунды! — вырвалось у профессора. — Пи-тательное блюдо! Собаку и ту лучше кормят!
Джулия густо покраснела, съежилась. Она с трудом сдер-
живала слезы.
Профессор только сейчас сообразил, до чего же глупо и
оскорбительно он себя ведет в чужом доме, каким бы этот лом ни был. Глядя, как исказилось красивое лицо Джулии, профессор Габриель О. Эмерсон мысленно назвал себя самовлюбленным идиотом. Он посмел стыдить ее за бедность,
словно бедность — это нечто позорное. А ведь и он сам ко- гда-то был беден. Очень беден. А Джулия — умная, привле-
