— В мастерскую, где чинят такие ручки те, у кого слиш ком много денег… Мобильник выключить не забудь, — шеп нул ей Пол.
¦¦¦ ¦¦¦ ¦¦¦
Лекция началась не сразу. Вначале слушателей, которых собралось около сотни, приветствовал выздоровевший после свиного гриппа профессор Джереми Мартин, заведующий кафедрой итальянского языка и литературы. Не жалея эпи тетов в превосходной степени, декан говорил о блестящей научной карьере и исследовательских достижениях профес-сора Эмерсона. Джулия видела, что Габриеля вовсе не раду ет этот панегирик. Поток хвалебных слов заставлял его ерзаи.
на стуле. Его глаза явно искали Джулию. Она это почувство¬вала и ободряюще улыбнулась. Улыбка подействовала.
А профессор Мартин продолжал рассказывать, как он гор¬дится своим коллегой и не собирается это скрывать. Из его слов следовало, что Габриель едва ли не самый многообеща¬ющий факультетский преподаватель, работающий на кон¬трактной основе. Вскоре в издательстве Оксфордского уни¬верситета выйдет новая монография профессора Эмерсона, после чего его зачисление в штат факультета можно будет считать делом решенным. Профессор Мартин выразил на-дежду, что со временем Габриель обязательно достигнет уров¬ня Кэтрин Пиктон.
После весьма скромных аплодисментов Габриель под¬нялся на трибуну, аккуратно разложил бумаги с тезисами лекции и тщательно проверил демонстрационный компью¬тер. У него хватило времени обвести глазами зал. С передне¬го ряда ему благосклонно улыбался профессор Мартин. Мисс Петерсон сидела, слегка наклонившись, и украдкой теребила вырез платья. Коллеги Габриеля вели себя довольно сдержанно, не рассчитывая услышать что-то ошеломляюще новое.
Почти рядом с профессором Мартином сидела ученая да¬ма, которую Габриель предпочел бы не видеть у себя не толь¬ко на лекции, но и никогда вообще. Как и он, дама имела звание профессора, но сегодня пришла сюда отнюдь не ради академического интереса или соблюдения корпоративной этики. Ее весьма мало интересовали плотские страсти греш¬ников со страниц Дантова «Ада», а вот те же страсти в реаль¬ном мире и с лектором… Она была старше и опытнее глупо¬ватой Кристы и умела нагнетать чувственность, пользуясь самыми, казалось бы, невинными жестами и движениями. Сейчас она элегантно высовывала розовый язычок, чтобы облизать ярко-красные губы. У нее было красивое тело хищники. Габриелю стало очень неуютно под взглядом ее непо¬движных змеиных глаз. Еще больший душевный диском¬форт приносила ему мысль, что эта сластолюбивая блондин¬ка находится в одном зале с Джулией. Блондинка была его прошлым, и боже упаси, если прошлое вдруг пересечется с настоящим!
Усилием воли Габриель заставил себя забыть о хищнице и улыбнулся слушателям. Потом он еще раз посмотрел на Джулию и, ободренный ее теплой улыбкой, начал говорить:
— Тема моей сегодняшней лекции — «Плотская страсть в „Божественной комедии“ Данте. Смертный грех и лич¬ность». Естественно, речь пойдет об «Аде». Возможно, такое название у кого-то сразу же вызовет недоумение. Можно ли считать плотскую страсть грехом, направленным на личность самого грешащего? Ведь подобная страсть всегда направлена на другого. Другой человек низводится грешником до уровня предмета для удовлетворения плотской страсти.
С первого ряда послышался сдавленный смешок. Габри¬ель даже не взглянул в ту сторону, однако его лицо заметно напряглось.
— Представления Данте о грехе были в основном сфор-мированы сочинениями святого Фомы Аквинского. В своем знаменитом трактате «Сумма теологии» этот средневековый богослов утверждал, что любое злодеяние и грех являются формой саморазрушения. Фома Аквинский полагал, что че¬ловек замышлен и сотворен Богом как существо доброе и ра¬зумное, стремящееся к добрым делам. Иными словами, стрем¬ление к добродетели присутствует в человеке изначально. Но когда человек сворачивает с предначертанного пути, он при¬чиняет себе вред, ибо делает то, что противоречит его приро¬де. Можно сказать, человек затевает войну со своей природой.
Мисс Петерсон наклонилась вперед, изображая предель¬ное внимание.
— Почему же Фома Аквинский придерживался столь не-обычных взглядов на грех? — продолжал Габриель. — Отча¬сти это можно объяснить его согласием с постулатом Боэция, полагавшего, что бытие пронизано добром. То есть все сущее несет в себе частицу добра, поскольку является Божьим тво¬рением. И каким бы грешным, сломленным и отягощенным злодеяниями ни был человек, покуда он живет, в нем все рав¬но сохраняется хотя бы малая крупица добродетели. — Габ¬риель нажал кнопку, и программа исправно выдала на экран первый слайд. Джулия узнала Люцифера, изображенного Боттичелли. — Согласно воззрению Фомы Аквинского, ни¬какой злодей не является полностью злым и порочным. Даже Люцифер, которого Данте поместил на самое дно Ада, вмо¬розив в глыбу льда. Однако зло, словно паразит, способно присасываться к добру и жить за его счет. И если злу удается высосать из кого-то все добро до последней капли, такой че¬ловек перестает существовать.
Габриель почувствовал на себе насмешливый взгляд все тех же глаз. «Вы из какого века, профессор Эмерсон? — спрашивали они. — Наверное, из девятнадцатого. Тогда еще любили рассуждать о добре и зле. Но двадцатый век со всей безжалостностью показал, насколько все это относительно».
Он откашлялся и продолжил:
— Многим из нас, живущим в начале двадцать первого века, подобные утверждения кажутся дремучим анахрониз¬мом. Мы не верим, что даже падший ангел, обреченный на вечное заточение в Аду, сохраняет в свой душе крупицу доброты. — Он вновь посмотрел туда, где сидела Джулия. Он нуждался в ее поддержке. — И эта крупица молит о том, чтобы ее увидели и признали. Признали, невзирая на всю неодоли¬мую тягу к греху, от которой не может избавиться падший ангел.
На экране появился слайд с другой иллюстрацией Ботти¬челли: Данте и Беатриче под неподвижными звездами Рая. Старинную копию этой иллюстрации Джулия видела в тай¬ной коллекции Габриеля.
— А теперь я предлагаю вам, взяв фоном только что прозвучавшие рассуждения о добре и зле, обратиться к характе¬рам Данте и Беатриче. Их отношения развиваются в русле возвышенной, романтической любви. Дружеские отношения связывают Беатриче с Вергилием, и она просит Вергилия
спуститься в Ад и вывести оттуда ее возлюбленного Данте.
Сама Беатриче не может покинуть пределы Рая. Показывая отношения Беатриче и Вергилия, Данте тем самым подчер¬кивает: возвышенная любовь в большей степени подчиняется разуму, нежели страсти.
При упоминании о Беатриче Джулия заерзала на стуле и опустила голову, чтобы никто не видел ее вспыхнувших щек. Пол расценил это по-своему и осторожно сжал ей руку, К счастью, их места находились слишком далеко от сцены и Габриель всего этого не видел. Но он сразу заметил, как Пол повернулся к Джулии, опустив руку в непосредственной бли¬зости от ее коленей. На мгновение профессор Эмерсон поза¬был о лекции.
Габриель кашлянул. Джулия сразу подняла голову и по¬спешно убрала руку.
— Но что же такое плотская страсть, именуемая также похотью? Если любовь сравнить с кроликом, то похоть — это волк. Данте весьма красноречиво говорит об этом, сравнивая плотскую страсть с волчьей ненасытностью, когда страсть подминает под себя разум. Как известно, в «Божественнои комедии» представлена и другая пара — Паоло и Франческа. Их Данте помещает в крут прелюбодеев. Но что удивительно: история их падения связана с традицией романтической любви. Когда они оба предавались плотским страстям, им случилось прочитать о прелюбодеянии между Ланселотом и
королевой Гиневрой. — Здесь Габриель лукаво улыбнулся.
Говоря современным языком, Паоло и Франческа решили «подразогреться», «подзавести» себя с помощью «порно литературы».
В зале послышались вежливые смешки.
— И у Паоло, и у Франчески страсть затмила разум. А ра¬зум с самого начала твердил каждому из них: «Одумайся! Не давай волю рукам, ибо твоими руками движет грех».
Габриель выразительно посмотрел на Пола, но тот в про стодушии своем решил, что профессорский взгляд обращен не к нему, а к Джулии или к кому-то из женщин в первом ря ду. Синие глаза Габриеля сделались зелеными, как у дракона. Не хватало лишь языков пламени.
— Когда мужчина и женщина начинают встречаться и между ними складываются и развиваются
