подверг. Он сложил ладони пирамидкой под подбородком и продолжал изучать мое лицо.
— Почему вы избрали профессию, которая так плохо отвечает вашей натуре?
— Для женщины открыто мало возможностей, — призналась я.
— Но многие английские женщины предпочитают остаться дома, лишь бы не идти в услужение к чужим людям, — сказал Куан. — Почему вы поступили иначе?
— Я твердо решила не быть обузой моему отцу, — ответила я. — Я считала своим долгом вносить свою долю в ведение хозяйства.
— Исполнение долга перед родителями — высочайшая добродетель, — сказал Куан. — Однако какой тягостной обузой должна быть поддержка брата и сестры, неспособных самим зарабатывать себе на жизнь.
Такое описание Брэнуэлла и Эмили разозлило меня, как и близкое знакомство Куана с нашими делами.
— Они не обуза, — сказала я ледяным тоном. — Что бы я ни делала для них и для других моих близких, делается по любви, а не по обязанности.
Куан смерил меня задумчивым взглядом.
— Следовательно, из любви к семье вы зайдете куда дальше, чем для кого-либо еще. — Он, видимо, был доволен таким выводом.
Его вопросы становились все более личными и оскорбительными.
— Могу я узнать цель этой беседы?
Он отмахнулся от моего вопроса.
— Ее цель станет очевидной в свое время.
Куан положил ладони на ручки кресла, магически создав образ императора на троне.
— Я ваш господин, а вы моя служанка. Вы будете делать то, чего потребую я.
Гнев заставил меня забыть осмотрительность.
— Пусть я служанка, но я вам не принадлежу. Здесь, в Англии, закон не терпит рабства. — Я встала в волнении и растерянности, как всегда, когда настаиваю на своем. — Прошу извинить меня, но я должна уйти.
Внезапно за невозмутимостью лица Куана забрезжила злобность.
— Здесь, в моих владениях, законы Англии не действуют. Сядьте, мисс Бронте.
Теперь настало время бежать из этого дома, прежде чем он сумеет глубже проникнуть в мое сознание; теперь настало время вызвать мистера Слейда, схватить Куана прежде, чем тот сможет исполнить свое секретное зловещее намерение. Я кинулась к двери и распахнула ее… только чтобы увидеть в коридоре Хитчмена, преграждающего мне путь.
— Вы останетесь, пока я не решу, что наш разговор окончен, — ровным тоном сказал Куан.
Я села в свое кресло. Хитчмен закрыл дверь, запирая меня с Куаном. Однако даже зверек в клетке огрызается на своего тюремщика.
— Я буду отвечать на дальнейшие ваши вопросы только при условии, что вы будете отвечать на мои, — сказала я, хотя и знала, что нахожусь не в том положении, чтобы ставить условия.
Я полагала, что Куан рассердится, но он словно был доволен, что я дала ему отпор.
— Ваше мужество восхищает меня, мисс Бронте. — Улыбка необычайного обаяния преобразила его лицо. — Смелость в ответ на угрозы — это редкая и достойная восхищения черта.
Мои эмоции внезапно претерпели пугающую перемену. Я больше не ощущала, что противостою ему, а была польщена его похвалой. Вновь он использовал свою власть, чтобы я возжаждала заслужить его доброе мнение, хотя я и знала, что он — мой враг.
— Сделка, которую вы предложили, честная, — сказал Куан. — Я отложу свои расспросы, и вы можете расспросить меня. Договорились?
Он протянул руку. Моя маленькая нежданная победа так меня потрясла, что я разинула рот. Мы пожали руки друг другу. Его пожатие было крепким, его тонкие пальцы — как железо в футляре из шелка. У меня возникло тревожное ощущение, что я согласилась на нечто большее, чем обмен сведениями. Но еще тревожнее было то, как наше новое товарищество взбодрило мой дух.
— Ну-с, мисс Бронте, — сказал Куан, — я жду ваших вопросов.
Я нашлась сказать только:
— Кто вы?
Куан одобрительно кивнул и расположился в кресле поудобнее.
— Это пример, когда краткий вопрос требует длинного ответа. Полагаю, вы достаточно умны, и к тому времени, когда я докончу, вы поймете причину, почему я хочу, чтобы вы узнали мою историю в таких подробностях. Кто я — не исчерпывается всего лишь моей личностью, а уходит глубоко корнями в прошлое. В Китае история человека начинается не с него, но с его предков. Мои были торговцами рисом в Шанхае, великом торговом городе на восточном побережье. Семейное дело процветало, но мой отец лелеял желание приобщиться к правящему классу мандаринов, и я, его старший сын, был выбран для возвышения нашей семьи. Его богатство обеспечило мне лучших учителей. Долгие годы я посвятил учению. В двадцать лет я сдал экзамен для поступления на гражданскую службу.
Для меня все это звучало неописуемо чужеземным. Слова Куана, казалось, покачивали меня, будто ветерок, напоенный восточными пряностями. Его голос гипнотизировал. Неясные виды с китайскими пагодами и дворцами возникали в тумане за окном; крики чаек преобразились в гомон китайских торговцев.
— Затем я был назначен окружным судьей деревни в провинции Фукьен, — продолжал Куан. — Там я постиг искусство управления государством и администрации. Следующие семнадцать лет я трудился на разных постах по всей стране.
Я убедилась, что не способна отвести взгляда от его неподвижных, черных, кружащих голову глаз; жутковатое оцепенение охватило меня. С каждым мгновением красота Куана становилась более чарующей и менее отталкивающей. Я не испытывала к нему такого же влечения, как к мистеру Слейду; и все же он будил во мне тягу, которая не поддавалась объяснению. Или мой характер предопределил, что я попаду под власть Куана? Какой-то магнетический поток истекал от него ко мне, будто между магнитом и железом. Хотя бы отчасти я начала постигать, что толкнуло его рассказать мне историю своей жизни. Он распознал мое влечение ко всему драматическому и фантастическому и целился запустить свои когти в мое сознание.
Его чарующий музыкальный голос продолжал:
— Это были бурные годы. Пока я был судейским чиновником в провинции Сычуань, она оказалась втянутой в войну с последователями пророка Мохаммеда. Два года спустя, когда я был финансовым инспектором в Хунани, на провинцию напали мятежники. К тому времени я женился; жена родила моего сына Тин-наня. Затем родились наши две дочери. — В глазах Куана клубились темные воспоминания. — В конце концов я получил пост секретаря правителя города, который вы называете Кантон.
Частица моего сознания, еще цеплявшаяся за рациональность, уловила, что Куан пока не сказал ничего, объясняющего его действия.
— Кантон расположен в тропической области юга Китая, — продолжал он. — Это процветающий порт, куда съезжаются купцы Европы, Аравии, Востока и Нового света. Чужеземные торговцы живут отдельно от горожан в факториях на берегу реки Вампоа. Китайцы и чужеземцы равно наживают там огромные состояния на чае и шелках. Для меня это был во всех отношениях благодатный пост.
— Тогда почему вы покинули Китай? — спросила я смело. — Что привело вас в Англию?
Он молча смотрел на меня. Его глаза сузились в щелочки, будто он взвешивал, сколько я заслуживаю услышать… или насколько он может мне доверять. Наконец он сложил руки на столе и сказал с загадочной улыбкой:
— На эти вопросы я отвечу при случае в будущем. Вы можете идти. Пока я вновь вас не позову, вы продолжите обучать моего сына… если сумеете.
30
