Его гипнотизирующий голос сотворил для меня видение города в гибельном хаосе. Я видела пламя, вдыхала запах дыма; я слышала вопли людей, бегущих от осаждающей их орды.

— Началась всеобщая паника, — сказал Куан. — Солдаты оставили позиции и грабили город. Вспыхивали мятежи. Правитель Кантона собрал старших чиновников. Я рекомендовал продолжать сопротивление. Я указывал, что британцы, хотя, вероятно, и возьмут Кантон, завоевать весь Китай не могут; они ослабеют прежде, чем доберутся до внутренних областей. Но остальные настаивали на переговорах о перемирии.

Куан презрительно поморщился.

— Их трусость возобладала, и мне, единственному несогласному, было приказано отправляться на мой новый пост. В этот вечер, пока британцы шумели у городской стены, а чиновники готовились принять поражение, я улаживал свои дела в городе. Мой сын Тин-нань и десять человек моей личной свиты сопровождали меня. Когда мы добрались домой поздно ночью…

Куан умолк, и я заметила, что бурные чувства берут верх над его обычным самообладанием. Я вся напряглась в ожидании, что его история приближается к кульминационному разоблачению. Встав, он сказал:

— Пойдемте со мной, мисс Бронте. Я хочу вам кое-что показать.

Он провел меня в соседнюю комнату. В ней не было никакой мебели, кроме стола, на котором в рамке стоял миниатюрный портрет, написанный в восточном стиле, изображавший миловидную китаянку и двух маленьких девочек, одетых в яркие экзотические одежды, с диковинными украшениями в волосах. Перед портретом пылали свечи. В медной вазе курились палочки благовоний. Наконец-то я определила источник особого аромата в этом доме и в бельгийском шато.

— Это моя жена, Прекрасная Нефрит, и мои дочки, Бесценная Нефрит и Безупречная Нефрит, — сказал Куан. — В ту ночь я вернулся домой и нашел их зверски убитыми.

Читатель, это были те убийства, которые я описала раньше. Я узнала о них от Куана в этот момент моей повести; его чары и мое воображение вдохнули жизнь в сухие факты. Теперь мне предстояло узнать, как убийцы привели в движение череду событий, которые обрушились на меня.

— Они лежали зарезанные и залитые кровью в разгромленной спальне, — сказал Куан нарочито бесстрастным тоном, пока мы созерцали погребальный алтарь. — В мое отсутствие слуги бросили мой дом, оставив мою жену и дочерей одних. Кто-то проник в дом и убил.

Причина, побудившая его рассказать мне о событиях своей жизни, наконец стала ясной во всей полноте. Куан хотел заручиться моим сочувствием. Отчасти я понимала, что он манипулирует мной, и все- таки я не могла не пожалеть человека, чья семья стала жертвой подобного насилия.

— На стене их кровью был начертан знак тайного общества, члены которого торговали опиумом, — сказал Куан. — Этим знаком они оповестили меня, что убийство моей семьи было их местью за мою борьбу против них.

Увы, то, как он выставлял себя героем и мучеником, произвело желаемое действие, хотя я и знала, что он сам убийца и негодяй!

— Будь я дома, — сказал Куан, — они убили бы и меня и получили награду, обещанную за мою голову. Упав на колени рядом с моей женой и дочерьми, стеная от горя, я почувствовал, как во мне вспыхнуло пламя гнева. Мой дух требовал воздаяния. Я хотел покарать мясников за их преступление, но как? У меня не было официального положения в Кантоне, я не мог ни предпринять розыск убийц, ни приказать казнить их. — Беспомощность, которую должен был испытывать Куан, окрасила его слова. — А Кантон стал местом беззакония. Какую надежду мог я питать на правосудие?

И вот тогда я порвал узы долга, которые почитал всю жизнь. Я поклялся, что сам разыщу убийц моей семьи и сам свершу правосудие. — Глаза Куана засверкали. — Я снял мантию и шапочку, свидетельствовавшие о моем официальном ранге. Я поручил сына заботам проверенного друга. Затем я вооружился и вооружил десятерых верных моих людей мушкетами и мечами. В последний раз я помолился над моей женой и дочерьми и обещал, что отмщу за их смерть. Затем мои люди и я начали охоту на негодяев. Мы проследили их до опиумных притонов, и мы перестреляли их. Мне было все равно, что я сам поставил себя вне закона и стал убийцей. Меня заботило только одно: перебить их всех до самого последнего.

Я представила себе, как он и его подручные нападают на растерявшихся негодяев и пристреливают их среди воплей и крови. Хотя это беспощадное кровопролитие приводило меня в ужас, мой дух рукоплескал ему. Я знал, каково это — ненавидеть кого-то с подобной ядовитой злостью, и я сама могла бы вот так же расправиться с теми, кто причинил мне зло, будь у меня такая возможность и не опасайся я последствий.

— В следующие несколько дней мы убили восемнадцать человек, — сказал Куан. — Тем временем кантонские чиновники и британцы договорились о перемирии. Было решено, что Китай уплатит шесть миллионов фунтов — гигантскую сумму — британцам. В ответ британцы пощадят город и отведут свои корабли от набережных. Вопреки крови на моих руках моя жажда мести оставалась неудовлетворенной. Смерть жалких восемнадцати опиумных контрабандистов не могла вернуть к жизни мою жену и дочерей. А Китай потерпел страшное поражение.

Я полагала, что наконец-то Куан объяснил, почему он покинул Китай. Его жена и дочери были убиты, его страна унижена; Китай был полон горьких воспоминаний, его томило желание спастись от них. Я понимала, что Куан, когда-то благородный, цивилизованный человек, превратился в преступника, потому что ярость извратила его сознание. Однако я все еще не знала, почему он приехал именно в Британию… и что ему было нужно от меня. Прежде чем я успела спросить, появился Хитчмен.

— Что вам нужно? — Куан раздраженно нахмурился на Хитчмена.

— Сожалею, что пришлось перебить, — сказал Хитчмен, — но я должен поговорить с вами. Это не терпит отлагательств.

Они вышли в коридор, где обменялись несколькими тихими торопливыми фразами. Затем Куан сбежал по лестнице, не попрощавшись со мной. Хитчмен вошел в комнату.

— Куан просит извинить его поспешный отъезд, — сказал Хитчмен. — Он возобновит вашу беседу позднее. А пока он хочет, чтобы вы оставались в своей комнате.

Провожая меня туда, Хитчмен не произнес ни единого слова в объяснение, но, несомненно, произошла какая-то беда. Только позднее я узнаю, что произошло, — и еще много позже, каким образом последствия этого в конце концов ввергнут меня в гибельную опасность.

31

Я томилась в своей комнате, гадая, что случилось. С моря наползал туман, и тревога пронизывала дом, который хранил безмолвие гробницы до вечера, когда я услышала шаги. Я подошла к двери, и, к моему изумлению, она открылась, едва я повернула ручку. Хитчмен забыл ее запереть. Я прокралась к лестнице и внизу в вестибюле разглядела Куана и Ника.

— Вы отыскали какие-нибудь следы моего сына? — спросил Куан.

Ник покачал головой.

— Продолжайте искать, — сказал Куан.

Они разошлись и исчезли из виду. Я поняла, что Тин-нань каким-то образом выбрался из дома и убежал. Очевидно, все были заняты тем, чтобы вернуть его. Я испытывала жалость к мальчику, потерявшему мать, а теперь томящемуся в чужой стране, и к его отцу тоже, так как Брэнуэлл научил меня, какую пытку испытываешь, когда пропадает тот, кого любишь. Однако исчезновение Тин-наня предоставляло мне нежданную возможность.

Часы пробили одиннадцать, их звон раскатился эхом по пустому дому. Я надела мантилью и шляпку и прокралась вниз. Парадная дверь была отперта: занятые розысками Тин-наня обитатели дома забыли про осторожность. Снаружи густой клубящийся туман скрывал все дальше двадцати шагов. Он приглушал рев моря и пронизывал меня промозглой сыростью. Торопливо шагая по дороге к Пензансу, я испытывала тревожное ощущение, будто за мной следят. Я остановилась, прислушиваясь, но ничего не услышала.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату