— Хелена… — Бьерн наклонился к ней и взял ее руки в свои.
Она прерывисто вздохнула и тихо попросила:
— Отпусти, пожалуйста, мои руки — так невозможно управлять лодкой.
Бьерн с неохотой выполнил ее просьбу. Господи, как же она хороша! В темноте ее белоснежные зубы блестели, словно россыпи жемчуга, а волосы, густой волной ниспадавшие на плечи, казались волшебным шелковистым водопадом. И это, так идущее ей платье — красное, как огонь, через который он перепрыгнул три раза.
— Ветер стихает, — озабоченно проговорила через несколько минут она. — Пора браться за весла.
— Не проблема. Я хорошо отдохнул. — Бьерн схватил весла и принялся энергично грести.
Лодка быстро приближалась к берегу. Фредериксхавн был по-прежнему залит огнями — похоже, гулянье по случаю Вальпургиевой ночи не затихало. Издали было видно, как горят разложенные на холмах костры, как подобно светлячкам носятся по ночным дорогам набитые веселящимися людьми машины.
Наконец лодка мягко ткнулась носом в берег. Бьерн выскочил из нее и, уцепившись за борт, принялся тянуть. Хелена помогала ему. Несколько мгновений — и лодка тяжело улеглась на песок. Струйки воды стекали с ее боков, прорезая бороздки в песке и покрывая его странным призрачным рисунком.
— Ты отлично греб, Бьерн. — Хелена крепко пожала ему руку. В ее глазах словно вспыхнул и погас какой-то непонятный огонек. — А теперь мне пора.
— Когда мы сможем встретиться снова? — Он не сводил с нее глаз.
— Не знаю, — протянула она. — А ты… разве тебя не ждет служба?
— Конечно, уже завтра мне придется приступить к работе. Но затем ведь у меня наступят выходные.
Хелена ковыряла носком туфли влажный песок. Лунка становилась все глубже и глубже.
— У тебя же есть мой телефон! — вспомнила она наконец. — Давай созвонимся… через несколько дней.
— Конечно! — Стремительно шагнув к Хелене, Бьерн с жаром обнял ее. — Так и поступим! — Он всматривался в ее лицо, находившееся в опасной близости от его собственных губ, — такое нежное, такое прекрасное. В следующее мгновение он впился в ее губы с такой страстью, которая поразила даже его самого. Он целовал ее, словно желая навсегда вобрать в себя и запомнить вкус ее губ и это ни с чем не сравнимое ощущение ее близости.
— Ты сумасшедший, — прошептала она, высвобождаясь из его объятий.
— Если бы ты знала, как приятно быть таким сумасшедшим.
— Мне действительно пора. — Хелена двинулась к дому. Несколько шагов — и дверь захлопнулась.
Бьерн остался один. Он задрал голову вверх. Яркие созвездия словно подмигивали ему с небес. Ему хотелось петь — чувства переполняли его.
Он уже понимал, что никогда не забудет эту ночь.
— Ты зажгла керосиновую лампу… — пробормотала Хелена, опускаясь на скрипучий старинный стул.
— Да, как всегда в эту ночь, — улыбнулась мать. Она подкрутила фитиль лампы, сделав свет поярче, и, пристально вглядевшись в лицо дочери, покачала головой.
— Господи, Хелена, я давно не видела тебя такой взволнованной. Что случилось?
— Ничего. Ничего хорошего…
По лицу Мерле скользнула тень тревоги:
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду все то же, — устало произнесла Хелена. — Солнечный луч, который нарисовал на стене букву «Б».
— Ох, Хелена, Хелена! Опять мы возвращаемся к тому, что уже, как мне казалось, обсудили и забыли! На «Б» начинаются как минимум сотни мужских имен. И среди них не только ненавистный как тебе, так, между прочим, и мне, Биргер Краг, но и швед Бьерн Магнуссон.
— Нет, мама, нет! — вскричала Хелена. — Я не хочу ни Биргера, ни Бьерна!
Мерле встала и приблизилась к окну. А потом развернулась и пристально посмотрела на дочь.
— Ну и кого же ты хочешь? С кем ты вообще собираешься жить? — Ее губы искривились в неожиданно холодной усмешке. — Неужели с кабаном Йоханом?
— Мама! — вспыхнула Хелена.
— Я просто вижу, что, кроме этого кабана, у тебя совсем нет друзей-мужчин. — Мать покачала головой. — Что с тобой происходит? Ты только посмотри на себя — ты отвергаешь всех подряд. Разве это нормально?
— Я еще ни к кому не ощутила ничего, что было бы похоже на настоящее чувство. В этом все дело, мама!
— Я понимаю — сердцу не прикажешь. Но чем тебе, например, не понравился швед? — Мерле испытующе посмотрела на дочь. — Или я ошибаюсь и он все-таки тебе понравился?
— Нет, мама, нет! Как ты можешь говорить такое?!
— Просто он произвел на меня впечатление весьма достойного молодого человека.
Лицо Хелены потемнело.
— Не знаю, что ты в нем разглядела. Обыкновенный чиновник, бюрократический сухарь.
— Что-что, а на бюрократического сухаря он никак не похож, — засмеялась Мерле. — Я видела его лицо — оно все обожжено тропическим солнцем. Он, должно быть, объездил полмира. — Она заглянула в глаза дочери. — И, по-моему, то, как он повел себя во всем этом отвратительном происшествии с его собственными соотечественниками, говорит о том, что он вовсе не сухарь и не бюрократ. Кстати, как вы расстались со шведом после этой ночи? Он хоть поцеловал тебя на прощание?
— Поцеловал, — прошептала Хелена и покраснела. — А еще он признался, что любит меня и хочет быть со мной.
— Ну вот, а ты говорила, что он сухарь, обыкновенный чиновник, бюрократ.
— Да, он признался, что побывал в горячих точках и даже в Дарфуре. И сумел помочь тысячам людей. Он видел смерть, мама. Он смелый человек. Ради меня он прыгал через огромный костер три раза. Но… — Хелена смутилась. — Но я не люблю его. То есть у меня нет к нему такого же сильного чувства, как у него ко мне. Что делать? Он обещал скоро приехать. И теперь я не знаю, что мне делать. — Хелена опустила голову. Плечи ее судорожно вздрагивали.
— Успокойся, доченька! Разве все так ужасно? Мне кажется, у тебя начинается прекрасная пора. Ты потихоньку влюбляешься в Бьерна.
— А что мне делать с Биргером Крагом? Скажи, мама! — взмолилась Хелена.
Мерле удивленно пожала плечами.
— Я не понимаю, почему ты так волнуешься. Ведь ты же умеешь отшивать любых кавалеров. Вспомни, сколько их было у тебя. И где все они? Ты их прогнала. Прогонишь и Крага.
— Да, но только ни один из них не был предсказан мне в мужья в день летнего солнцестояния!
Мать Хелены отчаянно замотала головой и застонала.
— Боже, в кого же ты такая упрямая? Явно не в меня и не в отца. Откуда эта упертость? Ведь мы, кажется, уже все обговорили: никакого предсказания насчет Биргера Крага не было. И быть не могло! «Б» — это «Бьерн». Вот кого тебе послала судьба вместо этого нескладного увальня Биргера. — Она прошлась по комнате, а затем приблизилась к дочери. — Постоянно напоминай себе: «Б» — это «Бьерн», а не «Биргер». Швед любит тебя, в чем только что и признался. А мне и не надо его признания — лично я все сразу увидела в его глазах. Замечательный мужчина! Закаленный жизнью, к тому же красив, настоящий викинг! А главное, он любит тебя. Что еще тебе надо? На такого мужчину молиться надо. Забыть про Биргера, ждать приезда Бьерна, а потом выходить за него замуж. Вот что тебе надо делать!
От такой эмоциональной речи Мерле явно устала и осторожно опустилась на стул. Но вид у нее был очень довольный. Такой довольной Хелена давно ее не видела.
— И все же, мама, я боюсь. А вдруг солнечный луч обозначил «Б» как «Биргер»?
