драгоценное время жизни, или откровенно горько признать, что все было тщетно и напрасно. Впрочем, как ни увлекательно и приятно находить утешение в других женщинах, но счастья не может быть слишком много — оно лишь в одной-единственной избраннице. И сложнее всего угадать, кто эта единственная — именно угадать, а не убедить себя в этом.
Мужчина влюбляется не потому, что находит совершенство, а потому, что в определенный момент своей жизни испытывает потребность влюбиться. В этот период у него словно бы слабеет иммунитет, и он готов полюбить первую попавшуюся женщину. Эх, черт возьми, и угораздило же меня!
Как все-таки мрачно, тихо и холодно! Теперь я уже испытывал не просто беспокойство, а надвигающийся страх. Примерно так же надвигающаяся волна захлестывает с головой пловца и тащит его в море.
Но если страх рождают неподвижность и тишина, то ужас — движение на фоне этой неподвижности. Я понял это, когда увидел приближающуюся фигуру. Казалось, что по смутно-темному фону бесшумно скользит зловещая тень. Я невольно замедлил шаг, не зная, на что решиться — то ли отступить в сторону, то ли броситься назад.
К реальному ужасу начал примешиваться какой-то мистический оттенок, когда вдруг в лицо опять подул холодный ветер и показалось, что где-то раздался свист. Я вынул из карманов тут же замерзшие кулаки и остановился, ожидая приближения того, кто шел мне навстречу. Это оказался невысокий темноволосый мужчина, одетый в черное пальто и черную вязаную шапочку. Его бледное лицо не только не выражало никакой угрозы, но, напротив, было слегка печальным. Я сделал шаг в его сторону и спросил:
— Простите, я смогу этим путем выйти к «Соколу»?
Незнакомец остановился, несколько секунд обдумывал ответ, а затем вежливо произнес:
— Если будете держаться левее, то непременно попадете туда, куда вам нужно.
— Благодарю вас. — Мои страхи оказались напрасными.
— Не за что. Счастливого пути.
— Вам тоже.
И мы, улыбнувшись друг другу, разошлись в разные стороны.
«Интересно, как спит Алина — на боку или на спине? — и скоро ли я это узнаю? Жаль, что у меня нет машины, поскольку симпатичных девушек всегда надежнее иметь под боком — на переднем сиденье собственной машины, — а не отпускать гулять одних по московским тротуарам…»
Размышляя подобным образом, я через пару часов благополучно добрел до собственного дома. Но самое смешное состоит в том, что слесарь меня все-таки перехитрил — как только я ушел, он снова поднялся наверх и провел ночь в машинном зале на стульях, через стену от Алины. Правда, тогда это еще не имело никакого значения…
4
Все мои друзья давно были женаты и даже имели детей, а я продолжал ухаживать за этой строптивой стройной девчонкой с самыми красивыми ножками в мире, хотя она стеснялась их демонстрировать и постоянно ходила в джинсах или брюках. Сколько раз за это время я впадал в самое черное отчаяние, давая себе зарок никогда больше ей не звонить! Сколько раз пытался найти ей замену, но все заканчивалось совершенно невыносимой тоской. Проходило какое-то время, одиночество становилось нестерпимым — и тогда я вновь встречал ее после работы с букетом цветов, после чего все начиналось сначала. Подобный образ жизни порождал тяжелейшую депрессию, но стоило мне увидеть Алину, как я мгновенно превращался в веселого и резвого щенка, готового принести ей в зубах все, что она пожелает, да еще благодарно вилять хвостом за то, что согласилась принять.
Встречались мы довольно редко — раз в две недели, но зато почти в каждую ее смену я звонил Алине по телефону и мы подолгу болтали. Но чем больше проходило времени и чем сильнее я влюблялся, тем более холодной и неприступной становилась она.
Моя любовь была подобна скрытой болезни — незаметно подкрадывалась, подкрадывалась и вдруг проявилась во внезапной вспышке безумных, если не сказать дурацких в своей невоздержанности страстей. И главным толчком для этого послужило непробиваемое равнодушие Алины.
Однажды в ответ на прямо поставленный вопрос: «Нравлюсь ли я тебе хоть немного?» — она совершенно невозмутимо заявила, что нет, хотя при этом добавила, что ей никто не нравится и вообще она неспособна влюбиться. По крайней мере до тех пор, пока за ней не приедет «принц на белом «мерседесе».
Тут меня словно прорвало — я начал бешено объясняться в любви, на что она неизменно отвечала: «Мне это неинтересно». Я начал бешено ревновать, причем она, словно намеренно провоцируя вспышки моей ревности, постоянно рассказывала какие-то дурацкие истории о своих якобы имевших место любовных отношениях с другими мужчинами.
Какие же идиотские сцены я ей порой устраивал — уму непостижимо!
Однажды я позвонил Алине поздним вечером, и она невыносимо холодным тоном попросила не звонить ей больше. Не знаю уж, что в тот момент на нее нашло, но я мгновенно напился, сорвался с места и приехал к ней домой. В тот летний вечер она была одна — родители находились на даче, — а потому, вполне естественно, меня не впустила. Мысль о том, что счастье так близко — вот она, одна в пустой квартире, стоит только туда проникнуть, и она станет моей! — не позволяла мне уехать. И я начал стучать в дверь, причем это было уже в два часа ночи.
В их современной пятнадцатиэтажной башне мои удары гулко разносились по всему дому. За дверьми лаяли собаки, соседи по этажу не спали, но выходить на площадку остерегались. Лишь когда кто-то позвонил в милицию и из лифта на тринадцатом этаже вышли два милиционера, двери квартир распахнулись и оттуда повалили соседи. Особенно поразил меня огромный, широкоплечий мужик («человек-гора», как я назвал его про себя), который первым подбежал к милиционерам и стал плаксиво жаловаться, что я стучу уже целый час, не давая никому спать. Да если бы он, вместо того чтобы сидеть под дверью и слушать мой стук, хотя бы высунулся, я бы сам испугался и убежал!
Из квартиры вышла бледная Алина — но что за объяснения в любви в присутствии соседей и стражей порядка! Кстати сказать, последние свели меня вниз и, пожалев, отпустили — настолько влюбленным и несчастным я выглядел! Потом, немного успокоившись, я попытался взглянуть на эту ситуацию с иронией:
— ну и так далее.
Через неделю я купил огромный букет роз и приехал к Алине на работу извиняться. Когда она вышла после смены со своей телефонной станции, я скомандовал таксисту трогать, и мы подкатили прямо к ней. Я выскочил на тротуар, как черт из табакерки, удивив и испугав ее своим появлением, и предложил довезти до дома. После некоторых колебаний и уговоров Алина села в машину, которая поехала совсем в другую сторону — я заранее договорился с таксистом, решив организовать своего рода «похищение». Поняв это, Алина устроила такой скандал, что я, плюнув на свою затею, кинул деньги водителю, выскочил из машины
