Скорее всего, Тему его в замок притащила.
-- Здоров уж больно, телок... -- мрачно буркнул Звингард. -- Теперь я понимаю, кто у меня в оранжерее всю грядку с валерианой разворотил. Уж я этой Туилли уши-то вместе с ее питомцем пообрываю...
Через дыру на порванной штанине я почувствовала, как мокрый и холодный кошачий нос мимолетно ткнулся мне в ногу, а потом рядом раздалось громовое мурлыканье.
Я счастливо засмеялась и положила голову Одрину на плечо, попутно ловя непослушный соскальзывающий плед.
-- Как вас много... мне снится... Расскажу Тальке, что замерзла, а теперь тепло...
-- Передайте ей, чтоб не забывала колено мазать, -- донесся до меня невозмутимый голос Звингарда.
-- Ага... передам... а чем? -- я купалась в блаженном состоянии тепла и покоя, ощущая, как Мадре легко касается губами моих волос и прижимает меня к себе все крепче.
-- У нее с собой мазь целебная должна быть, -- задумчиво сообщил лекарь, -- хотя, зная эту безголовую девицу, спешу предположить, что лекарство она уже потеряла.
-- Звингард, -- голос Мадре зазвучал подозрительно ласково, -- а вам не кажется, что беспокоиться о больном колене, сидя в Сатверской тюрьме и рискуя с минуты на минуту потерять голову, несколько глупо?
Дедка крякнул, фыркнул и обиженно загудел себе под нос:
-- Ну, конечно... куда уж я со своим-то опытом лезу. Ты-то у нас, чай, мевретт, существо всезнающее. Вот и в лекарском деле, небось, получше некоторых старых дурней шаришься...
-- Слушай, ну, не стони, -- с досадой сказал элвилин, -- сам ведь прекрасно понимаешь, что я прав. Молчишь? Ну, вот видишь...
На мои колени вступили мягкие кошачьи лапы, и их обладатель, к слову, весьма тяжелый, начал умащиваться, мазнув мимоходом пушистым хвостом по моему подбородку. Протянув руку, я наощупь почесала кота за ухом.
Одрин легко встряхнул меня за плечи:
-- Триллве, милая, мы тебе не снимся. Ты взаправду сейчас в Твиллеге, я сам не понимаю, как это может быть, -- голос его дрогнул. -- Девочка, подумай, у тебя это как-то получается!
-- Не снитесь? -- я до боли наморщила лоб. -- Но Талька сказала... в камере нет портала. Она сказала, что тот, который ее в тюрьму выкинул, был неисправен, обратно через него пройти нельзя... Она искала, а я сплю... потому что хочу быть с тобой, Одрин... мне плохо без тебя... словно нить натягивается, натягивается, и вот здесь... болит, -- я, высвободив руку, прикоснулась ко лбу между бровями.
Мадре, отведя мою ладонь, поцеловал меня в лоб.
-- Ты что-то умеешь, Аррайда... -- потрясенно сказал он. -- Что-то такое, чего даже я, столько лет проживший на свете, не встречал... На каком языке ты написала мне письмо сегодня? И почему... кровью?
Я почувствовала, как плед снова сползает, и поняла, что мевретт решил лично удостовериться, есть ли на моем теле смертельные раны и в каком количестве.
-- На каком языке? -- мой сон понемногу переставал напоминать наваждение. Он был таким реальным, что я начинала верить тому, что втолковывал мне Одрин. -- На том, что и говорю... на языке Давних, наверное... хотя, вы вот элвилин, а тоже меня понимаете.
-- Это единый язык, Триллве, сейчас его часто используют и те, и другие, -- руки Мадре замерли, и он коротко выдохнул. -- Звезды, во что превратилась твоя одежда? К лешему эти окровавленные тряпки! -- я почувствовала, как жених осторожно освобождает меня от рубашки, а потом на мои плечи лег гладкий прохладный шелк. -- Оденешь пока мою...
Мевретт помог мне просунуть руки в рукава и повысил голос:
-- Так, Звингард! Давай, подымай свой зад со скамейки и тащи сюда бинты и заживляющую мазь.
Лекарь густо и протяжно вздохнул, потом, кажется, скрипнула скамья под его грузным телом. Дедка завозился, снова чем-то заскрипел, кряхтя и охая, загремел склянками.
-- На вот, держи, -- раздался надо мной его сочный бас, и мевретт на минуту отпустил меня.
Кот недовольно мявкнул и, сойдя с моих коленей, потерся головой об руку.
-- Звингард! -- сердито проворчала я. -- Вы его раной займитесь, Одрина. А я ничего... и согрелась...
-- Это он всегда успеет, -- мевретт ощупал мою голову. И, конечно, сразу попал рукой на шишку. Я вздрогнула и обреченно вздохнула. К полученным в Твиллеге прибавилась еще парочка от рук усердных ордальонов. Видимо, это тоже стало традицией, как и отсутствие кружек. Я стиснула зубы:
-- Ничего... все хорошо... вам досталось сильнее... Отпустите, повернитесь, я посмотрю, -- желание убедиться, что это не сон, что Одрин просто ранен, сделалось неодолимым. Я широко раскрыла глаза...
Услышала, как кот пронзительно, словно предупреждая, мяукнул, и еще успела разглядеть в окружившей меня мерцающей дымке серые глаза Одрина с вертикальными кошачьими зрачками. Такие чуждые, нечеловеческие и такие родные и любимые.
***
Одрин понял, что Аррайда сейчас исчезнет. Ему было неведомо, как, почему, по каким признакам он это определил. Он просто знал и в отчаянии попытался ухватить ее за руки. Триллве внезапно открыла темные, точно спелые вишни, глаза, и в последний момент мевретт успел поймать ее взгляд, полный боли, недоверия и слабой надежды. Когда она пропала, растаяв в золотистой дымке, сердце его будто оборвалось, а в голову снова ударила тошнотворная волна. Мадре закрыл глаза и спросил:
-- Звингард... Ты ее тоже видел?
-- Видел, -- отозвался рыжий, невозмутимо подбирая с пола выкатившийся из руки Одрина флакон с мазью. Кот попытался сунуть любопытный нос в раскинутые по мрамору бинты и тотчас был отстранен непреклонной лекарской рукой.
-- Вот ведь нахал какой, -- буркнул дедка, а потом уважительно произнес, -- но красавец, ничего не скажешь. И больно уж нашего Люба напоминает...
-- Это почему Люба? По-моему, ничего общего, -- отрешенно пробормотал Одрин, сматывая развернувшиеся тканевые полоски и не сводя глаз с окровавленных лохмотьев, валявшихся возле его колен.
-- Да не Велитова сына, а предка нашего родового, -- хмыкнул Звингард, неся свою монументальную фигуру к шкафчикам с лекарствами. -- Ну, легенда такая есть. Только тот златовласый был, а этот вон серый, точно дым от костра. -- Лекарь повернулся, ища глазами кота. -- Куда он подевался-то? Видать, убег...
-- Звингард, да леший с ним, с котом, -- Одрин осторожно поднялся, растер пальцами виски, и щека его дернулась, -- вот ты мне лучше объясни, как такое быть может? Триллве уже второй раз является. И исчезает так же внезапно, -- он сделал шаг вперед и чуть не упал, ухватившись за скамью, покрытую пестрой дерюжкой.
-- Да куда ж ты... -- с досадой бросил Звингард и, взяв мевретта под локоть, помог тому на скамью опуститься. -- Я вот что думаю... -- Любов отпрыск тяжело плюхнулся рядом, отпихивая в сторону Темкиного медведя. -- На аллроан это все похоже... слышал про такой?
-- Еще бы, -- ухмыльнулся Мадре, -- ты же в детстве сам мне книгу про него подсовывал. Что там было? Дольмен, который открывается как угодно и может завести куда угодно? А при чем тут Аррайда?
-- Вот и видно, что ты плохо книгу ту читал, -- буркнул рыжий и, взяв медведя в руки, начал пристально рассматривать. -- Ох, ну и колер у него, однако... Так, о чем я? А... Во-первых, это не дольмен, потому как никаких камней и ничего вещественного он не содержит, -- Звингард укоризненно покачал головой. -- А во-вторых, открывается он не как угодно, а только сильным душевным движением. Горем там, к примеру, страстью, страхом или злобой лютой. Вот Триллве твоя сама на этот аллроан похожа. Только, видать, не знает об этом.
Лекарь посмотрел отсутствующим взглядом в окно, за которым на фоне пронзительного синего неба
