убийство.
– Но спиритический сеанс?
– Нам надо его дожать, понимаешь? А для этого здорово напугать. Призрак убитой им беременной девушки – самое то. Я не думаю, что для Удоева это прошло бесследно. Что он, не человек?
– Ну, напугаешь ты его. Что дальше? Как объяснить, откуда у него взялся твой пистолет? И с какой стати он должен признаваться в убийстве, которого не совершал?
– Он признается в убийстве Кати Калиничевой.
– Но Курбатов?
– По ходу сообразим.
– Нет, я сказал. Да надо мной весь Следственный комитет будет смеяться! В качестве следственного эксперимента спиритический сеанс! И как ты собираешься объяснить это Светлане?
– Во-первых, для сеанса нужны люди. Они садятся вокруг стола, берутся за руки. Алина мне не откажет. Кобрина можно прижать тем, что он дал ложные показания. Самое сложное – это Людмила Ивановна. Поэтому тебе надо сказать, что убийца во всем признался. Чтобы засадить меня за решетку, жена БЧ пойдет на все. Прискачет как миленькая. А Светлане я скажу, что полиция приехала по душу Удоева. Как только он раскается, на него наденут наручники и упрячут в тюрьму. Вот и «воронок» стоит с решетками на окнах. Призрак отомщенной Кати исчезнет навсегда, Максим успокоится и станет счастливым любящим мужем.
– Ох, ты и хитрая! – погрозил мне пальцем львенок. – Но ведь это нечестно!
– Мало того: отвратительно. Гнусно. Но разве Удоев святой? Подумай, он ведь женщину убил. Беременную. Так пусть сядет. Заодно и меня спасет.
– Логично, – львенок тяжело вздохнул. – Все равно надо мной будут смеяться. А если не получится?
– Стопроцентной гарантии нет. Так и быть, если мы его не дожмем этим сеансом, я пишу чистосердечное признание. Я и в самом деле устала бегать от правосудия.
– Слово даешь? – обрадовался он.
– Да.
– Все будет хорошо, Георгинчик. – Он принялся меня целовать. – Мы поженимся, я буду к тебе приезжать. Добьюсь условно-досрочного за примерное поведение. Я все-все для тебя сделаю. Только сними ты камень с моей души.
Я сняла. Весь вечер мы говорили о любви и занимались любовью. А потом я попросила у него показания Удоева.
– Зачем тебе это? – подозрительно спросил львенок.
– Вдруг я там что-то найду?
И я нашла! Деталь, которой мне недоставало. Не случайно я крутилась возле кошечек Дионисии. Это была подсказка.
Господи, что бы я делала без моего рыцаря в белых, хоть и изгаженных мною же доспехах? Без Славы. Я бы утонула сразу. И не было бы освобождения под залог, протоколов, копии с которых он мне таскал, хоть и морщась, но беспрекословно все, что я просила. Не было бы допросов, которые он ради меня устраивал. Он делал все, чтобы меня спасти. Еще ни один мужчина не любил меня ТАК. И я должна сделать для него что-то хорошее.
И я уже придумала, что.
На следующее утро я занялась подготовкой спиритического сеанса. Кому-то это покажется странным, но я сейчас объясню. Долгие годы наблюдая за людьми, я выяснила, что больше всего на свете они боятся неизвестности. А самая большая неизвестность – это смерть. Пока ее загадка не разгадана, пока совершенно не понятно, что там, по ту сторону жизни, что именно происходит после того, как в конце тоннеля ярко вдруг вспыхнет, а потом так же внезапно погаснет свет, в человеке будет сидеть первобытный страх. В любом, независимо от занимаемой должности, социального положения, достатка и образования. Даже ученые-естествоиспытатели, казалось бы, познавшие все загадки природы и, по идее, ставшие убежденными материалистами, и те умирают идеалистами. Потому что отказываются верить, что это все, конец. Ничего там нет. Пустота. Все равно хотят верить, что есть. И умирают с этим. Есть рай, и есть ад. По ту сторону тоннеля нас встречают близкие люди, которые ушли из жизни раньше. Или те, кому мы сделали больно, чтобы призвать нас к ответу.
Поэтому все боятся призраков. И такой бешеной популярностью пользуются передачи про экстрасенсов. Про людей со «сверхспособностями». Вера в чудо настолько сильна, что люди готовы обвязать вокруг пояса грязную тряпку, если ее дал колдун, или с горы Афон друзья-паломники привезли, и хоть это неправда, неважно. Это защитный тотем, и ради самоуспокоения можно потерпеть антисанитарию и кожный зуд. Ни один человек не властен над первобытным страхом, что накрывает его ледяной волной при виде явления, которого он не понимает. И коим никак не может управлять. Явлением внезапной и преждевременной смерти. Кирпич на голову или масло на рельсах, по которым мчится трамвай. Какие бы законы ни выводили, как бы все логично ни объяснялось, миром правит слепой фатальный случай. Вот ты есть, и вот тебя нет. Поэтому тотем. Оберег.
Прожженного циника Удоева невозможно напугать до смерти полицией, разорением, возбуждением против него уголовного дела. Уже пытались возбудить. На все это у него есть деньги и связи. До смерти его можно напугать только видом самой смерти. Призраком женщины, которую он убил и которая пригрозит ему тем, что лично примет у дьявола его душу под расписку и будет терзать ее вечно. Так напугать, что он во всем признается. Даже в том, чего не совершил и совершать не собирался. На это и рассчитана моя ставка.
Но сначала мне надо прояснить вопрос с Сашей. Этому-то что надо? Почему мой бывший любовник, с которым у нас все было так хорошо, теперь борется против меня столь отчаянно?
Я крепко задумалась, а потом до меня вдруг дошло. Сама же говорила, что нельзя недооценивать противника. Настя! Конечно, она докопалась до истины! Узнала, кто на самом деле любовница его мужа! И поставила ему условие: избавься от этой женщины навсегда. Пожаловалась родителям, а те влиятельные люди. И они крепко Сашу прижали. Он же безродный-беспородный. Целиком зависящий от своей шоколадной девочки.
Мне предложили Барселону, но я отказалась. Сделали все, чтобы я села, нашли свидетеля, чьи показания оказались решающими, и предложили навсегда убраться из страны. Настя не хочет больше меня видеть. Она простила, но видеть не хочет.
Итак, меня выживают из стаи. Идет установление иерархии. Альфа-самка дала слабину, и началась борьба за принадлежащего ей самца. За ее доминирующее положение в стае.
Мне пора продемонстрировать силу. Я не желаю Насте зла, мне достаточно сказать ей, что на Сашу я больше не претендую. Я его отпускаю. И узнать еще кое-что, что меня последнее время очень беспокоит. То есть поговорить по душам. С самим Сашей я пока объясняться не буду. И на спиритическом сеансе мне его не надо. У него железное алиби, пока убивали Курбатова, он был с Алиной, и это доказано. Он тут ни при чем. У него своя игра, и надо положить ей конец.
Я не стала звонить Насте. Она наверняка не захочет со мной встретиться. Просто пришла к ней домой, прекрасно зная, что Саша в это время на работе.
Тот же элитный дом, огороженный по всему периметру. Та же охраняемая подземная парковка, консьерж в подъезде. Я даже не подумала, что буду делать, если меня не пустят. Как долго стоять у домофона, может быть даже, по нему и объясняться с женой своего бывшего любовника. Унизительно, но я это заслужила.
– Вы к кому?
– К Анастасии Козелковой.
– Как вас представить?
– Георгина Георгиевна Листопадова.
Охранник не сдержался и хмыкнул. Потом снял трубку внутреннего телефона. Я была уверена, что передо мной отставной военный. Сказывалась выправка.
– Листопадова Георгина! – отрапортовал он в трубку, опустив отчество. В этом доме жили генералы от бюрократии, и, мне, маленькому оловянному солдатику, чин не полагался. Я вообще была не из этого мира.
