что я положила на него руку, стряхнув с нее лапу Кобрина. Дальнейшее оказалось делом техники.
– Я здесь, – ответило блюдце.
– Она пришла, – заволновалась Светлана. – Вы слышите? Она здесь!
– Ничего не слышу, – пожала плечами Людмила Ивановна.
– Кажись, серой пахнет, – чихнул Кобрин. – Или нет… Дымом.
Сволочи менты, велела же не курить!
– Она явилась из ада, – авторитетно заявила Светлана. – Потому и сера.
– Я чувствую себя полной идиоткой, – пробормотала Людмила Ивановна.
– Катя, скажи нам, когда твой дух успокоится?
– Когда я буду отомщена, – без запинки поведало блюдце.
– Ты пришла по его душу? – ткнула пальцем в Удоева торжествующая Светлана.
– Позвольте, мы так не договаривались, – заволновался тот.
– Вы убили беременную женщину! – звонко заявила Светлана. – О чем с вами вообще можно говорить?!
– Какой пассаж! – ахнула Алина. – Это правда?
– Никого я не убивал! – вскочил Удоев.
– Сидеть! – вцепилась в него Светлана. – Мы еще не закончили!
– Ну вот, испугали Катю, – с сожалением сказала я. – Она ушла.
– То есть как так ушла? – заволновалась Светлана. Зато Удоев сел. Вытер пот со лба и откашлялся:
– Просто цирк, – заявил он.
Но у меня имелась домашняя заготовка.
– А теперь мы поговорим с ректором Курбатовым.
– Давно пора, – заерзал Кобрин. – Оригинальный способ заставить убийцу признаться, но раз всем нам это порядком уже надоело…
– Да помолчите вы, – прошипела Людмила Ивановна. Кобрин своими витиеватыми тирадами мог достать кого угодно.
– Надо сосредоточиться, – предложила я. Мы снова взялись за руки. Я чувствовала, как Удоев потеет. Волнуется. Момент, кажется, настал.
– Иван Алексеевич, вы здесь? – вежливо, как подобает, спросила я. Моя рука опять легла на блюдце.
– Да, я явился на зов.
– Ваш дух тоже бродит неприкаянный?
– Именно так, – печально ответило блюдце.
– Ведь ваш убийца на свободе, – давила я.
– Ну да, сидит за этим столом, – хмыкнул Кобрин. – Вот и привлеките его к ответу.
– А что? И привлеку! – запетушилось блюдце и стало вращаться с бешеной скоростью, Светлана едва успевала читать указываемые стрелкой буквы. – М-е-н-я-у-б-и-л-м-у-ж-ч-и-н-а-к-о-т-о-р-ы-й-с-и-д-и-т-з-а-э- т-и-м-с-т-о-л-о-м…
– Постойте… Почему мужчина? – заволновалась Людмила Ивановна. – Женщина же!
– Конечно, женщина, – поддакнул предатель Кобрин.
– Мужчина, – настаивало блюдце. – Без волос.
– Что без волос? – заволновалась Алина. – Можно не так быстро?
– Папа хочет сказать, что мужчина был лысый, – пояснила Светлана.
– Ну, знаете! – Удоев опять вскочил. – Это переходит всякие границы!
– Да хватит вам, Руслан Борисович, – одернула его я. – Ведь это вы убили ректора Курбатова. Потому что он почти уже засадил вас в тюрьму.
– Это кто говорит? – заволновался Кобрин. – Блюдце?
– Это я говорю. Георгина Георгиевна Листопадова.
– Боже! – ахнула Светлана. – Так вы не медиум?!
– Зажгите наконец свет! – взмолился Удоев.
– Слава, свет! – скомандовала я.
Вспыхнул свет. И тут из-за кулис вышел Максим великолепный. Он был в приличном гневе:
– Пора прекратить этот цирк. Удоев, вы меня помните?
– Н-н-н… нет, – дрожа от страха, промычал Руслан Борисович.
– Вы убили мою жену!
– Я н-н-н…
– Вы убили ректора Курбатова, – я встала рядом с Максимом. – И подставили меня.
– Прекратите!
– Я вам сейчас это докажу. Помните ваши показания?
– Какие показания? – проблеял он.
– Вы якобы встретили на дороге джип бирюзового цвета с аэрографией. Вы очень подробно его описали. Дымчатая кошка на правой передней дверце, другая, огромная, на капоте, на крыше следы кошачьих лап.
– Д-да, – с запинкой сказал Удоев, еще не подозревая о подвохе.
– А откуда вы знаете, что на крыше аэрография? Как вы могли это видеть? У вас седан, у свидетельницы джип. По вашим словам, из машины вы не выходили.
– Я видел ее… эту у банка.
– Но показания-то вы дали раньше! Они запротоколированы! А я вам скажу, каким образом вы узнали об аэрографии на крыше джипа. Вы видели это в день убийства Курбатова сверху. Из рабочего кабинета, из окна второго этажа. Где Курбатова и застрелили. Стояли самые длинные дни в году, поэтому до полуночи было светло, почти как днем. Но вы не видели, кто в машине, мужчина или женщина, поэтому сказали уклончиво: свидетель.
– Я не…
– Вы из окна увидели, как я вошла в дом. Потом достали пистолет и хладнокровно убили Курбатова. А до этого вы с ним спорили. Вы просили его не доводить дело до суда, а он говорил, что самое дорогое для него – спокойствие дочери. И ее семейное счастье. Вы, кстати, и не надеялись его переубедить. Деньги его не интересовали, связей у него было побольше, чем у вас. Сколько детей влиятельных чиновников через его руки прошло! Он вас совершенно не боялся, а вот вы его… Выхода у вас не было, Руслан Борисович. Поэтому вы все спланировали заранее. Пока я поднималась по лестнице, вы спрятались в ванной, а потом ушли через черный ход.
– Осталось спросить у духа Ивана Алексеевича, так ли это, – сыронизировал Кобрин.
– Да замолчите вы! – одернула его Алина.
– Да, дело серьезное, – напряженно сказал львенок. – Так было, Руслан Борисович?
– Зачем мне…
– А затем, – резко оборвал его Максим. – Мой тесть уже всех знакомых напряг. Ты бы не то что ректором не стал, как пить дать, загремел бы за решетку.
– Вы забыли одну важную вещь, – усмехнулся Удоев. – Откуда у меня ее оружие? – кивнул он на меня.
– Тебе его брат дал, – тихо произнесла я. И повторила отчетливо, чтобы все слышали: – Пистолет украл у меня его сводный брат, Александр Иванович Козелков. Я совершенно точно помню тот день, когда хватилась оружия. У меня почти не бывает гостей. Единственный человек, который мог его украсть, – Козелков.
– Так они что, братья?! – расхохоталась Алина. – А так не похожи!
– Он тоже был брюнетом, пока не побрился налысо, – кивнула я на Руслана Борисовича. – У них один отец. Иван Тимурович Козелков ушел из семьи, когда сыну исполнилось десять лет. К женщине, которая от него забеременела и у которой вскоре тоже родился мальчик. Его назвали Сашей. Но оставленная Иваном Козелковым женщина вскоре очень удачно вышла замуж за партийного босса, и отчим Руслана усыновил. Потому он и Удоев. Руслан Борисович Удоев. Козелков, который был очень счастлив во втором браке, подписал соответствующие документы без разговора. Он был простой человек, без образования, без