Ильдар Романович решил провести два дополнительных занятия по драматургии, вошла Надежда Васильевна и грустно подошла к мастеру. Она положила ему стопку распечатанных текстов на стол.
— Посмотрите, мне кажется или он издевается? КАК я могу это опубликовать в журнале?
Так как класс уже пребывал в катарсисе от трехчасового творческого мозгового штурма, Ильдар Романович радушно отпустил всех погулять пять минут. В классе остались только преподаватели, Катька и Яна.
— Нам нужна эта публикация. Но разве это похоже на литературу?
Ильдар Романович покосился на Янку, которая сделала вид, что ничего не слышит и не видит, и забубнил:
— «Я не вижу его, я не вижу ее, я никого не вижу. А все потому, что здесь никого нет. Я здесь один. И не скоро сюда кто-нибудь придет». Ну, что ж…
— Вы дальше читайте! Там пять страниц ТАКОГО!
— «Я не люблю его, я не люблю ее, я никого не люблю. Хотя нет! Я обожаю одну красавицу. Она сидит прямо в углу. Она ослепила меня своим личиком, а глаза! В них видна жизнь, радость и мучения. Я сижу и просто восхищаюсь ею… жаль, что она меня не замечает. И я тоже не замечаю его, я не замечаю ее, я не замечаю никого, сидя в своем кресле с гитарой». Ну что вы нервничаете, они же подростки! По-моему, неплохо.
— Ильдар Романович, вы, как всегда, прочитали самое лучшее. И вы слишком добры!
Яна сжала в руках ручку. Она нервно скручивала и закручивала обратно колпачок до тех пор, пока он не выпал из ее рук и не покатился куда-то под парту.
— Пусть дети экспериментируют! Зато здесь нет ни одной грамматической ошибки!
Янка поняла, как она любит Ильдара Романовича. И то, как он щурится, и эти морщинки, и чувство юмора, которым он всегда успокаивал усталых преподавательниц их Школы.
Вдруг у Надежды Васильевны зазвонил телефон. Она нервно выхватила его из красной сумочки, и через секунду ее глаза округлились.
— Какой кошмар… да… Да!.. А как же…
Когда она выключила телефон, то еще несколько секунд смотрела в стену, а потом закричала:
— Яна! Руслан! Стас!
Ильдар Романович поморщился.
— Ну что же вы, сударыня. Яна прекрасно вас слышит!
Надежда Васильевна схватила Янку за руку и потащила вон из класса.
По дороге в студию, куда они летели в такси, Надежда Васильевна старалась все объяснить. Оказывается, телеканал, на котором они так долго планировали снимать собственную подростковую передачу, сделанную самими же подростками, давал им студию и аппаратуру для съемок пилотного выпуска только на два часа. И только через двадцать минут.
Яна сидела между Русланом и Стасом на заднем сиденье маленькой машины, и ее колотило. Она начинала понимать, что роман романом. Но телевидение — это нечто совсем другое и страшное. За газетой и телепрограммой можно спрятаться. Но здесь она будет стоять перед камерой. Не будет даже рояля, которым можно загородиться от зрителей. Там будет только она, заикающийся Руслан и Стас за камерой. Зачем же она согласилась?
Яна в ужасе закрыла глаза и почувствовала, что ее тошнит.
В студии все кричали и не могли разобраться, что же происходит. Надежда Васильевна, как курица- наседка, что-то бурно выясняла с продюсером телеканала. Двое мужчин быстро меняли декорации и вытаскивали на середину студии какие-то вещи, которые, очевидно, создавались по рисункам Руслана. И почему Яна это не проконтролировала?
На столике у камер, а в студии было очень много камер, свисающих с потолка, катающихся по полу, стояли две грязные чашки из-под кофе. Янке вдруг захотелось уйти с ними в туалет и помыть. Спрятаться, закрыться. Только чтобы не стоять перед камерой и несколькими тысячами людей. Она совершенно не помнила текста. Пальцы бегали по ноге и нервно вспоминали выученные для академического экзамена ноты. Какая-то девушка подошла к Янке, хмыкнула и бесцеремонно приподняла ее волосы на затылок. Стилист? Парикмахер? Местная сумасшедшая?
Мимо прошла ведущая утренних новостей и, сонно попрощавшись, удалилась.
Кричала продюсер, указывая на ужасные декорации. Кричала Надежда Васильевна, тыкая в продюсера каким-то договором. Стас с дрожащими руками стоял рядом с местным оператором и кивал головой. Руслан куда-то исчез.
Как-то в этой суматохе Янка оказалась в новом платье, совершенно ослепленная прожекторами, напротив тумбы. Шум вокруг постепенно стих. Надежда Васильевна ушла. Вместо нее посреди темной студии стояла невысокая блондинка в длинном голубом свитере и стучала указательным пальцем с длинным ногтем по щеке.
— Меня зовут Света. Теперь я ваш продюсер. Думаю, сегодня за два часа мы только научимся держаться перед камерой, не комкать слова, не торопиться и улыбаться. Главное — улыбаться. Улыбнись!
Яна вдруг поняла, что девушка обращается к ней. И улыбнулась.
— Так ты будешь улыбаться, когда твой друг вернется из туалета. Самое ужасное, когда от паники люди бегают в туалет. Еще раз улыбнись. Расслабь руки. Не держи их перед собой. Не тереби платье, оно дешевое, но мое. Смотри на меня. Теперь смотри в камеру. В левую камеру. В правую камеру. Снова переводим взгляд на меня. Ты когда-нибудь выступала перед людьми?
Янка сглотнула. Она ничего не видела перед собой.
— У тебя профессиональный уверенный вид. Главное — не упасть в обморок. Сейчас — записи передачи. Со временем, если твой друг вернется из туалета, мы выйдем в прямой эфир, так как аренда студии очень дорогая. А запись еще дороже.
Когда людей много — выступать легче. Можно смотреть им в глаза, чувствовать настроение. Но когда перед тобой никого нет, но нужно улыбаться, говорить и вести самой с собой диалог, то это полное сумасшествие. Мама всегда запрещала Янке крутиться перед зеркалом и общаться сама с собой. Теперь бы этот навык очень пригодился.
В дверях, как человек в черном, появился Руслан. Янка никогда не видела его таким испуганным. По просьбе Светланы он улыбнулся еще хуже, чем Яна.
Прошли первые три заранее записанных выпуска передачи по местному каналу. И Яну стали узнавать в школе. Кто бы знал, сколько дублей пришлось им сделать, чтобы на экране это выглядело более-менее естественно. И сколько пота стекло с Яны под этими прожекторами в течение записи.
В субботний апрельский день Янка сидела перед студией, волновалась и поедала сладкую булочку за десять рублей. Джинсы были запачканы тушью — пролила на занятиях по рисунку. Ее волосы отросли еще сильнее и, когда она наклонялась, чтобы дотянуться до лежащего рядом пакета, доставали до колен.
Из офиса телеканала был виден правый берег города и горы, которые считались почему-то заповедником, хотя все школьники проводили там с учителями выходные и учились пить. После этого они демонстрировали друг другу чудеса скалолазания по самым легким горам и иногда насмерть падали вниз. Но даже несмотря на это, горы были местом самого активного паломничества горожан.
Янка же там была всего раз. Однажды отец взял ее с собой и оставил ненадолго в домике профессиональных скалолазов, пока сам с друзьями ушел покорять очередную вершину. Янка знала, что надо молчать. И об этом походе, и о том, что отец оставил ребенка одного в зимнем доме посреди леса. Маме не стоило об этом знать. За эти пять часов шестилетняя Янка изучила весь дом, выспалась, обожглась о горячую печку (на улице стоял январь с тридцатиградусными морозами) и нашла интересный журнал с непонятными картинками под подушкой у одного из хозяев. В ней рассказывалось о голой женщине, привязанной к кровати, которую спас такой же голый летающий мужчина.
Сейчас в заповеднике уже не то. Множество надписей «Леха был тут» и бутылок под деревьями.
Подскочил Руслан и свалился на стул рядом.
— Нет, слушай, я все равно боюсь камеры! Я начинаю волноваться за несколько дней до записи! А
