Мальчик готов был пить, он еще надеялся выжить, хотя у меня на этот счет были самые мрачные предчувствия.
— Далеко ли до Киева? — спросил я у сидевшего рядом Вяргиса, и даже сам улыбнулся, подумав, как нелепо светски звучит этот вопрос. Таким тоном спрашивают у соседа по пульману ТЖВ, далеко ли до Брюсселя…
Но воин не ощутил юмора ситуации. Он дернул себя за длинные, наполовину седые усы и ответил:
— Два дня плыть. Или три, как погода будет. Но дело того стоит. Ты бывал в Киеве, знахарь?
Решив не сообщать о том, как однажды промаялся в аэропорту Борисполь во время вынужденной посадки, я отрицательно покачал головой.
— Киев — очень богатый город, — сообщил Вяргис. — Я бывал там два раза. Там много золота и серебра. Очень много, всем хватит. А если конунг разрешит всех жителей продать хазарам, то мы получим золота еще больше.
Говорил он это совершенно серьезно, и оставалось лишь поразиться прямоте и цельности натуры этих людей.
— Но я слышал, что Вольдемар сам собирается стать князем Киева, — сказал я. — Это так? Но тогда вряд ли он разрешит продать в рабство всех жителей. Над кем же он будет князем?
Вяргис на секунду задумался, даже наморщив лоб, отчего глубокая складка пролегла на нем. Явно мышление не было для него привычным занятием.
— Жители откуда-то потом появляются сами, — наконец сказал он, решив для себя вопрос. — Наверное, придут из других городов или из деревень вокруг. Киев ведь стольный город великого князя. Все хотят жить в таком богатом городе.
— Но город уже не будет богатым после того, как вы заберете из него все золото и уведете в рабство всех жителей, — заметил я. — Вряд ли Вольдемару захочется остаться князем над пустым и нищим городом.
Эта мысль показалась Вяргису неожиданной, и он хмуро глянул на меня исподлобья. Я решил прекратить опасный разговор и не злить старого воина понапрасну.
Любава напоила-таки мальчика своим отваром и теперь, вполне удовлетворенная, села рядом со мной, доверчиво положив голову мне на колени. Иногда я удивлялся ее откровенности…
— Кто это? — спросил я, указывая на деревянную колоду с изображениями на носу нашего струга.
Вяргис с Любавой невольно переглянулись. Я задал, видимо, совершенно дикий вопрос.
Наверное, так же посмотрели бы друг на друга два москвича, если кто-нибудь вдруг спросил бы у них, что такое Кремль или Красная площадь.
— Это богини, — неуверенно ответил Вяргис, не веря, что я действительно могу этого не знать. — Если их хорошо ублажить, они помогают нам повсюду. Поэтому мы всегда возим их с собой.
— А почему их три? — поинтересовался я, все еще не в силах привыкнуть к языческому ходу мышления.
— Это Масторава, Вирява и Ведява, — снисходительно пояснил Вяргис. — Масторава — богиня всей земли, она помогает в выращивании пищи. Вирява — хозяйка лесов и помогает в охоте. Если заблудишься в лесу, то Вирява может вывести тебя… А Ведява помогает нам сейчас, когда мы плывем, — она владеет силами вод.
— В нашей земле мы называем их всех по-другому, — подала голос Любава. — Эти имена дали богиням в той земле, откуда пришли эти люди. — Она кивнула на Вяргиса, стараясь не глядеть на него. Видимо, она все еще не могла простить им того, что они сделали с ее молодой хозяйкой, с несчастным Хельги, со старым Рогвольдом, да и собирались сделать с нею самой…
Слова Любавы пришлись как нельзя кстати: мне уже давно пора было разобраться, откуда действительно пришли все эти люди? Кто такие эти воины конунга Вольдемара? Что за разноплеменный сброд собрал и ведет сейчас на Киев этот юноша с безумными глазами?
— Все из разных мест, — задумчиво сообщил Вяргис, потеребив довольно длинную бороду с сильной проседью, — но все из северных земель. Когда Вольдемар бежал из Киева, он сначала появился в земле свеев, у конунга Хакона Смелого. Оттуда, из свейской земли, от далекого холодного моря пошли с Вольдемаром первые храбрые люди. Вот они, видишь, плывут на тех стругах.
Вяргис протянул руку и указал на струги, следовавшие прямо за стругом Вольдемара.
— А когда он проходил потом через наши, новгородские, земли, то позвал и нас. Я возглавил наших людей, потому что много где побывал, видел разные земли и участвовал в битвах.
— А как называется ваш народ?
Вяргис назвал какое-то слово, значения которого я не понял. Наверное, этот народ попросту успел к исторически обозримому времени смешаться с другими народами или изменил название.
— Но я видел у вас в войске много славян, — осторожно сказал я, на что воин солидно кивнул.
— Конечно, — согласился он. — У нас много славян, да ведь и сам Вольдемар — славянин. Сын Святослава…
Полученную информацию необходимо было осмыслить. В который уже раз за последние два дня я горько пожалел о том, что мало интересовался русской историей. Интересовался, конечно, и даже книжки на эту тему читал, но, видимо, недостаточно. Я никак не мог соотнести прочитанное в книжках с тем, что видел и слышал сейчас. Моя память мучительно извлекала полузабытые исторические факты, и эти факты очень плохо соответствовали тому, что меня окружало.
Почему, если это древняя Русь, многие живущие здесь носят неславянские имена и говорят не по- славянски? С одной стороны рядом со мной сидела Любава, ночью я прострелил ногу Ждану, а в Киеве сидел князь Ярополк, сын Святослава. Но с другой стороны, тут же были полоцкий князь Рогвольд, его дочь Рогнеда и сестра Хильдегард, и эти люди вроде бы отнюдь не чувствовали себя в этой стране чужеземцами. А на носу нашего струга красовались богини финно-угорского пантеона, и рассказывал мне о них новгородец Вяргис — предводитель кого? Мери? Муромы? Веси? Карелы?
И самое главное, как ключевая загадка в сложном ребусе: кто такой конунг Вольдемар?
От ответа на этот вопрос для меня многое зависело. Убей бог, но такого исторического персонажа я не мог припомнить!
А от ответа на вопрос о Вольдемаре зависело, попал я в древний, но все-таки реальный мир или же в мир, похожий на наш, но, на самом деле, искаженный…
О самом главном вопросе, стоявшем передо мной, я вообще предпочитал не думать.
Потому что реальный это мир или искаженный, я когда-нибудь узнаю. А вот почему такое со мной произошло, и вообще, что это было…
Кто перенес меня сюда? Зачем? С какой целью?
Как это ни удивительно, мальчик Всеслав не умер. Против самых мрачных моих ожиданий, отвар, изготовленный Любавой, оказался действительно целебным. Вероятно, собранная ею трава на самом деле обладала антисептическими и противовоспалительными свойствами. Каждые четыре часа я осматривал наложенный мною шов, но не находил признаков нагноения. А раз так, у нас с Любавой появился реальный шанс остаться в живых. Пусть князь Вольдемар и сумасшедший злодей, но как-никак его задание было выполнено — Всеслав остался в живых.
Теперь у меня на струге было два пациента — Ждан не мог ходить, но позволял мне перевязывать его и смотрел отнюдь не злобно. Вероятно, все закончилось так мирно потому, что произошедшее между мною и Жданом было рутинным событием, и обе стороны повели себя так, как предписывали правила. Между нами состоялся поединок, в котором я каким-то образом победил. А раз так — инцидент исчерпан.
Хотя Вяргис предсказывал, что плыть до Киева мы будем два дня, путешествие наше растянулось на целых четыре. На ночь мы причаливали к берегу и располагались большим лагерем. Воины жгли костры и устраивались на ночлег под открытым небом. Лишь Вольдемар ночевал в своем шатре, вокруг которого на ночь выставлялось охранение.
Днем же он плыл впереди своего войска на струге, нос которого был украшен женской головой. Не
