Но есть вещи, неповторимые, как смерть. Теперь-то я знаю точно, мой ангел. Ты открыл мне.
Нет. Если быть точным — я сам открыл, своим ключом. Отворил дверь и сказал какую-то пошлость — здравствуйте, уважаемая, и все такое.
Теперь эта дверь захлопнулась, и я спускаюсь по ступенькам, неторопливо и невозмутимо. Несколько лестничных пролетов — и я выберусь в застывший московский ад, заледеневший в своем убожестве. Еще бы: в нем ведь не было тебя.
Баммм! Это кончилась прежняя жизнь.
Мерзкая слякоть хлюпает под ногами. Нет, прямо сейчас весна не начнется, на это надежды нет. Но всегда можно устроить генеральную репетицию. Repeat: все повторяется.
Для этого всего-то — зайти в знакомый магазин. Купить что-нибудь символичное. Пиво с сисястыми телками на этикетке, и чоризо, и теперь уже точно — «Эстреллу». Улыбнуться кассирше с бейджиком «Любовь».
Любовь — это странная вещь. Взятое ниоткуда счастье, когда ты уже и не надеялся, родившееся из холодного пустого пространства между нами, как шаровая молния. Мы дотронулись до нее руками, и она взорвалась безумным фейерверком. Чудным китайским огненным драконом. Горячим фонтанчиком в середину нёба. Боже, как глупо. Но я, кажется, счастлив.
Теперь всего-то и осталось — набрать твой номер, мой ангел.
— Ну как она?
— Нормально все, не беспокойся.
— Вы поговорили? Пытала тебя? Жгла каленым железом? Ну расскажи мне!
— Давай не будем, пожалуйста. Как тебя найти? Что это за адрес, странный район какой- то.
— Конечно, странный, фактически — это уже не Москва. Даже не Х-ево-Кукуево и не Ново-Еб-ново.
— Я так и подумал. Но какая, в сущности, разница!
— Неплохой девиз.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, ага. Сначала блевала и рыдала почему-то, а теперь — нет. Вот, даже супу съела, с курицей, горошком и мелкой лапшой.
— Тамара Петровна специалист по супам.
— Это точно. Сходила за мороженым, купила с вишнями. И как-то незаметно стало хорошо и даже весело.
— Да. Часто не сразу видишь, где заканчивается одно и начинается другое.
— А вы? Как на работе?
— Порядок.
— То есть все у нас хорошо.
— И даже весело. Что вот с Сашей делать, не совсем понятно.
— В смысле?
— Она, кажется, решила тут навеки поселиться.
— Да прям навеки! Ее и дома не бывает. Носится колбасой. Вчера такая голодная прибежала, булку хлеба съела и заснула на кухонном стуле. Петровна ее на руках уносила. Она по пути проснулась и сказала свое «да ладно».
— Господи.
— Да она ничего, не жаловалась, Петровна.
— Разумеется, не жаловалась. Включит теперь в счет переноску тяжестей.
— Ну, хотите, я типа поговорю с ней? Ну, с Сашей. Скажу, что пора и честь познать. Например, в Карловы Вары податься, к папе. Хавать там эту чешскую народную еду. Забыла.
— Кнедли.
— О! Кнедли! Прикольное название. Так поговорить с Сашей?
— Да ладно!
(Улыбаются обе.)
— Я молескин новый там принесла. Ты, помнится, говорила, что твой подходит к концу. Черный. А я красный выбрала — чтобы для разнообразия и вообще…
— Ой, спасибо, правда! Спасибо…
— Господи, почему ты плачешь? Что такое? Что-то болит? Что?
— Нееет… Я просто… Просто я не хочу больше дневника… Я и этот не буду дописывать… Там еще есть страницы, штук десять… Но я не хочуууу…
— Боже мой, ерунда-то какая! Ерунда! Не хочешь, разумеется, и не будешь! Испугала меня… Я думала, что-то случилось. Колики… Спазмы…
— Нету спазмов… Да, но вы потратились… И хотели в подарок… Приятное мне как бы… А я типа кривляюсь. Мне неудобно!..
— Послушай, записные книжки, даже такие популярные, как молескин, тем и хороши, что их можно закрыть в любую минуту. По своему желанию. Вот только что писал — а теперь отложил в сторону, спрятал в какой-нибудь ящик стола или шкафа — а пусть рядом с колготками!
— Колготками…
— А потом захотел — и вытащил из ящика, отряхнул от колготок. И пишешь себе снова. Или рисуешь цветочки. Или чертишь топографический план местности… Отдельно стоящее дерево и овраг.
— Спасибо.
— Абсолютно не за что, глупая.
— Почему так не получается с какими-то дурацкими историями, а? Ну вот, чтобы эти истории можно было закончить по счету раз! И спрятать в колготочный ящик.
— Именно так и получается. В реальности. Просто не сразу видишь, где заканчивается одно и начинается другое.
