«У нас с тобой любой разговор заканчивается ссорой. Мне это не нравится».
(Так она сказала — довольно жестко. Только голос дрогнул на излете фразы: «мне это не нра…»)
«Мне тоже».
(Это я ответил по инерции.)
Не прошло и минуты, как мне стало жаль ее. И я поступил как обычно.
Пусть это мне и не нра.
ж., 19 л.
Дорогой мой молескинчик, привет, я очень скучала, вот честно. Целый рабочий день только и утешалась, что приду вечером, достану тебя из ящика, поглажу нежные странички, поднесу к лицу, втяну носом твой особый запах хорошей бумаги и чуть-чуть клея. Возьму ручку и напишу: дорогой мой молескинчик!..
Выпал снег, пора уже, ноябрь вроде бы. Когда я была маленькая, на осенних каникулах всегда был снег. Сегодня скакала до метро и видела, как два мальчика лет десяти лепили микроснежных баб. Таких маленьких, размером с ладонь, и устанавливали на гранитном парапете. Подсмотрела, что вместо глазок впихивали им копеечные монеты…
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
…С Любимым мы нафиг разругались, и я теперь даже не знаю. Скомандовала себе притормозить с мыслями вообще, ну а что тут думать, что тут думать. Хули толку, как говорит Славка-водитель, зевая в пробках, что выехал на три часа раньше, те же яйца, смотрим сбоку. Так что, дорогой молескин, не буду о грустном, не буду о сложном — короче, не буду.
Ксюха звонила, едет в гости, причем вдвоем — она недавно познакомилась с одним мальчишкой, звать Ганс, так он известный в Москве паркурист. Вот с ним едет.
Паркуристы, дорогой мой дневничок, это такие сумасшедшие люди, которые прыгают с крыши на крышу и находят в этом свое счастье. Еще паркуристы много всякого делают, крыши — это не верх, ха-ха, сострила сейчас смешно, крыши — это не верх мастерства. Надеюсь, что сейчас они все-таки воспользовались метро, а то я не обладаю навыками вправления переломов…
…Ну вот, дорогой дневничок, приезжала Ксюха со своим паркуристом, который вовсе и не паркурист, а трейсер, о чем он объявил с порога. Хорошенький такой паренек, румяный, с дредами на голове — называются «барашки». Несмотря на вроде бы уже холода, одет в балахон с капюшоном и мешковатые джинсы, за спиной — мелкий рюкзак необычной формы. Вообще-то одежда для паркура меня не интересовала. В башке было пусто, Ганса захотелось выкинуть из окна, пусть разработает в полете новый, прикольный трюк. Мне было очень нужно посоветоваться с подругой.
— А мы хотели чаю попить, — вкрадчиво сказала Ксюха.
— Именно чаю, — встрепенулся Гансочка, — я никогда не употребляю алкоголь.
Он прямо так и сказал: «Не употребляю алкоголь», клянусь.
Заварила чаю (Ганс выбрал зеленый, с лимоном, без сахара). Мы с Ксюхой освоили упаковку испанского белого вина, в основном под разговоры трейсера о себе:
— Паркур — это командная дисциплина, девчонки. Команда — это команда.
— А девушки у вас в команде есть? — подозрительно спросила Ксюха.
— Девушки в паркуре — вообще-то редкость, но всё же они есть. Большинство из них занимается паркуром типа как фитнесом, для поддержания формы или там фигуры. Но встретить настоящую девушку- трейсера практически невозможно.
Ксюха успокоенно отхлебнула вина.
— Кстати, — заметила она, — лучше бы глинтвейн. Холодно сегодня.
— Сейчас идеальный образ человека, занимающегося паркуром, — это Робин Гуд. Знакомы с Робином Гудом? — подозрительно оглядел нас Ганс, дождался испуганных кивков и продолжил: — Для него не существует границ, он свободен, но в то же время готов помочь всяким людям.
Он помолчал и покрутил в руках чашку, а потом уточнил:
— Бедным людям. И я такой, почти идеальный.
Обратила внимание, что почти идеальный имеет все-таки один видимый недостаток — шумно пьет. И говорит с печеньем во рту. Сыпались сдобные крошки.
Мы с подругой вышли на кухню, она попросила блюдечко для пепла и закурила.
— Где ты нашла-то его, — тихо спросила я, — такого орла?
— Метро «Проспект Вернадского», — ответила Ксюха, с удовольствием затягиваясь, — они там тренируются с ребятами. Им хорошо, где мрамора нет и плитки — плохое покрытие для занятий…
— Ксюш, — сказала я еще тише, — а пусть он домой едет. Поговорить надо бы.
— Что-то случилось?
— Ага.
— Рассказывай.
— Прогони трейсера.
— Блин, ну что ты как дурочка! Куда я его прогоню! Какое домой, ты что! Он в Орехово-Зуево вообще живет. Жопа Подмосковья. Мы ко мне потом пойдем, ты что!
— Ты что, его уже у себя поселила? — прифигела я. — Ты совсем уже, да?
— Ничего не поселила, — с достоинством ответила Ксюша, — но если бы ты знала, какое у него тело!..
Советоваться мне расхотелось. Через полчаса они ушли, помахали рукой снизу, от подъезда…
…Вышла, прогулялась.
ж., 45 л.
Утром любого дня я почти счастлива. Даже в этой пустой квартире, слишком большой для меня одной. Это вечером я могу заливать слезами красное мягкое кресло со сложным названием, начинающимся со слова «релакс» затравленным зайцем бояться выйти из желтого торшерного круга и вслух обращаться к безнадежно молчащему телефону: позвони, это просто невозможно же, ну!..
А утром я не включаю свет, умываюсь в темной ванной, радостный плеск воды, зубная паста, шампунь и жидкое мыло пахнут ванилью, люблю этот запах. Варю кофе на чуть желтеющем огне самой мелкой конфорки, тень от джезвы странно содрогается на слабо освещенной эмалированной крышке плиты.